Трайт подошел к нему, ударил правой в живот, а затем левой снизу в челюсть. Барделл не ушел в нокаут, но заткнулся. Затем осел, прислонившись к стене, часто дыша открытым ртом.

– Ладно, – сказал Ван Воук немного повышенным, дрожащим голосом.

Потом с трудом сглотнул и наклонил голову, словно я был кирпичной стеной, а он собрался таранить меня. Я выхватил один из своих пистолетов и прицелился в него.

– Матерь Божья! – вскрикнул Вольф и начертил в воздухе магический символ.

Ван Воук выдавил из себя что-то бессвязное. Эридани раздул ноздри. Траут выругался и потянулся к боковому карману.

– Не надо, – кивнул я ему. – Только попробуй, и цвет твоего лица испортится.

– Нужно это прекратить, Флорин! – воскликнул Ван Воук, но в его голосе было мало экспрессии. – Мы больше так не можем.

– Согласен, – кивнул я. – Мы зашли слишком далеко. Но, как вы можете заметить, это меня не остановит. Кто хочет заговорить первым? Эридани? Вольф? Я хочу знать истину.

– Истину? – закричал Ван Воук и издал странный звук, напоминавший то ли смех, то ли плач новорожденного. – Кто знает, что есть истина? Знает кто-нибудь? Может, вы, Флорин? Если так, у вас есть перед нами преимущество, честное слово.

– Машина должна быть отключена, выведена из строя, сломана раз и навсегда, – холодно произнес Эридани. – Полагаю, теперь вы понимаете это, Флорин?

– Еще нет, – сказал я. – Барделл, подойдите сюда.

– Они пытались меня убить, – дребезжащим голосом сказал он. – Говорю вам, они хотели меня убить и…

– Хватит об этом, – оборвал я его. – Я собираюсь провести один эксперимент. Вы поможете мне?

– Что вы имеете в виду? – воскликнул Ван Воук. – Вы и этот… этот…

– Да. Признаю, что Барделл – не совсем подходящая кандидатура… но вы, парни, кажется, не нравитесь ему. И это делает его союзником. А что скажете вы, Барделл? Останетесь со мной или отправитесь в ад с Ван Воуком и остальной компашкой?

Барделл посмотрел на меня, потом на них и опять на меня:

– Можете обождать минутку, Флорин?

– Хорошо. Но потом мы начнем действовать. Так вы со мной или как?

– Но что вы хотите сделать?

– Решиться.

Он стал кусать губы, задергался, открыл было рот, но ничего не сказал.

Трайт рассмеялся.

– Вы выбрали себе плохую опору, Флорин, – заявил он. – Это же не человек, а миска желе.

– Ладно, я помогу вам, – спокойно проговорил Барделл, подошел ко мне и встал рядом.

– Трайт, вы когда-нибудь научитесь держать язык за зубами? – сказал Эридани голосом, словно отштампованным из высококачественной стали.

– Конечно, начинайте хитрить, – сказал я. – Это добавляет игре остроты. – Я махнул рукой. – А теперь к стене, все вы.

Они повиновались.

– Барделл, включите Машину Грез.

– Но… вы же не подсоединены к ней.

– Просто включите ее, чтобы нагрелась. Я свяжусь с ней и отсюда.

– Я требую сказать нам, что собираетесь сделать, – проворчал Ван Воук.

– Легко, – сказал я. – До сих пор я шел пешком. А теперь воспользуюсь колесами.

– В смысле?

– Кое-кто подсказал мне, что я ответствен за определенные аномалии. Все та же старая идея «чудовища внутри». Согласно этой теории, я был движущей силой, а также главной жертвой собственного подсознания. Сейчас я хочу перенести действие в область сознания. Следующий прием, который вы увидите, будет сделан уже сознательно.

Эридани и Ван Воук заговорили одновременно. Трайт отступил к стене и прижался к ней спиной.

– Включено! – крикнул Барделл.

И у меня в голове вспыхнул яркий свет.

Все знания разом хлынули в мою голову. Я почувствовал, как в меня вливается энергия, заполняет мозг, раздувает его, в то время как стены вокруг исчезают и распадаются.

Из темноты, простиравшейся передо мной, шагнул Дисс. Я увидел его издалека, гигантского, шагавшего ко мне динозавра, великолепного, неодолимого, сверкающего полированной фиолетовой чешуйчатой броней и сиявшего фиолетовыми глазами. Он остановился, возвышаясь на фоне звезд.

– Флорин, – сказал он, и голос его заполнил все пространство, как звуки органа заполняют собор. – Мы опять встретились, и теперь…

Я не ответил. Я выбрал место на его бледном животе и представил в нем дыру… по крайней мере, попытался. Дисс, казалось, не заметил этого.

– Еще не поздно передумать, – гремел он. – Я, конечно, могу стереть вас из реальности, о чем справедливо предупреждал Барделл. Но я не стремлюсь вам отомстить, и у меня нет ни малейшего желания навредить вам. – Он рассмеялся раскатистым смехом гиганта. – Зачем мне совершать такие злодеяния? Что я получу с этого?

Я уменьшил область своей цели и сконцентрировал на ней все свои силы. Дисс поднял геркулесову руку и лениво почесал живот:

– Я восхищаюсь вашим духом, вашей неутомимостью, вашей приверженностью выбранному курсу. Видите, я тоже не без эмоций. Но я не могу позволить всяким сентиментальным соображениям встать на пути моего долга. Я уже просил, чтобы вы, по джентльменскому соглашению, уничтожили Машину Грез. Но вы не сделали этого. Вместо этого вы упорно суете нос в чужие дела. Вы найдете еще несколько мелких фактиков – ради чего? Ладно, Машина не так невинна, как я ее обрисовал. А ваша роль не так уж мала по сравнению с ролью представителя обычной планеты в Галактическом парламенте. Но что меняется, кроме масштаба? Галактический парламент, Флорин, куда древнее, чем ваша младенческая раса. Он больше не может терпеть распространение вами хаоса, как человеческое тело не может терпеть раковые клетки. И как тело усиливает свою обороноспособность, чтобы уничтожить злокачественную опухоль, так и мы собираем силы, необходимые, чтобы остановить вас. Это все, что мы собираемся сделать, Флорин. Запереть вас в вашем секторе космоса, не дать вам нарушать спокойствие. Вы же видите, как мудрость склоняется перед необходимостью?

Я не ответил, сосредоточившись на своей атаке. Он рассеянно потрогал живот и нахмурился:

– Уйдите, Флорин. Уверяю вас, вам разрешат жить мирно в своем невежестве после того, как вы… – Он оборвал себя и схватился за живот. – Флорин! Что вы?.. – проревел он, завизжал и принялся царапать себя. – Предатель! Под прикрытием переговоров вы напали на меня…

Он снова замолчал и стал извиваться в ярких фиолетовых языках пламени, которые поднялись вокруг него, вихрясь и делая все вокруг угольно-черным. Внезапно он сделался меньше, словно мое восприятие его резко изменилось. Он уже не был гигантом, стоящим на равнине, а стал рептилией величиной с человека, которая скакала передо мной, визжа больше от ярости, чем от боли. По крайней мере, мне так казалось.