– Может, это была научно-исследовательская лаборатория, какой-то правительственный проект?

– Да нет у нас ничего подобного. Только не здесь, мистер Флорин.

– В трех кварталах отсюда или в четырех. Десять акров, ни дюймом меньше.

– А вы уверены, что это не было частью галлюцинаций?

– Последние две недели я жил на их деньги.

– Вы можете отвести меня туда?

– Зачем?

Она поглядела на меня:

– Затем что мы не можем взять и бросить все, верно?

– Думаю, ничего страшного, если мы просто посмотрим, – сказал я.

7

Уже через квартал я понял: с моими расчетами что-то не так. Склады, автозаправочные станции и ломбарды, встретившиеся нам по дороге, выглядели как надо… но где высокая красная стена из кирпича? Вместо нее был заброшенный склад площадью не меньше акра – развалины и битое стекло.

Мисс Реджис поглядела на меня, и я почти услышал ее мысли, которые она могла бы высказать вслух: «И что вы собираетесь делать дальше?»

Я кивнул в сторону склада:

– Суну свой нос туда.

У нее был серьезный, деловитый вид.

– Да, конечно, мы пойдем туда.

– Не вы. Я один.

– Мы оба. В конце концов, – она одарила меня бледной улыбкой, как вздох ангела, – это и мой сон.

– Я все забываю об этом, – сказал я. – Ну пойдемте.

Двери были заперты, но я нашел болтающуюся доску, оторвал ее, и мы проскользнули в большое темное помещение: мрак, пыль, паутина и трепетание крыльев летучих мышей… во всяком случае, что-то трепетало. Может, мое сердце.

– Здесь ничего нет, – сказала мисс Реджис. – Просто старое, заброшенное здание.

– Поправка. Это местопохоже на старое, заброшенное здание. Возможно, это оформление витрины. И если вы сотрете пыль, то обнаружите под ней яркие краски.

Она провела пальцем по стене. Под пылью не оказалось ничего, кроме пыли.

– Это ничего не доказывает, – бодро сказал я. – В нашем деле ничто ничего не доказывает. Если вы видите сон, вам может сниться, что это реальность.

– Вы считаете, что сейчас спите?

– В этом-то и вопрос, не так ли, мисс Реджис? Откуда вы знаете, когда спите, а когда бодрствуете?

– Сны не походят на явь. Неопределенные, с нечеткими краями, и еще плоские, двумерные.

– Помню, как-то раз я видел во сне, что иду по карнизу крыши городского колледжа. Я ощущал сухие листья, хрустевшие под ботинками, напряженные мышцы ног, обонял запах листьев, горевших где-то внизу, чувствовал уколы холодного осеннего ветерка и думал: «Сны не походят на реальность. Реальность –реальна. В ней есть все: предметы, цвета, звуки, запахи…» – Я помолчал для пущего эффекта. – И тут я проснулся.

Она вздрогнула:

– Значит, вы никогда ни в чем не можете быть уверены. Сон во сне во сне. Я вижу во сне вас… или снюсь вам. Так мы никогда не доберемся до истины.

– Возможно, в этом и кроется смысл. Возможно, мы должны искать такую истину, которая является истиной и во сне, и наяву. Нечто постоянное.

– Постоянное? Что именно?

– Верность, – сказал я. – Храбрость. Вас, например. Вы здесь, сейчас, со мной.

– Не глупите, – потребовала она, но голос ее прозвучал радостно. – Что станем делать теперь? Вернемся?

– Давайте для начала осмотримся. Кто знает? Может, это игра в жмурки, и мы в дюйме от победы.

Я пошел по полу, замусоренному рваной бумагой, остатками картонных коробок, спутанными мотками каких-то проводов. В дальней стене была хрупкая на вид дверь. Она открывалась в темный коридор, такой же захламленный, как большая комната.

– Нужно было взять с собой фонарь, – произнесла мисс Реджис.

– А лучше – полицейскую машину с нарядом внутри, – сказал я. – Посмотрите-ка… Хотя нет, лучше не надо.

Но она уже стояла рядом со мной, уставившись на то, на что смотрел я: сенатор, лежащий на спине, голова разбита, как яйцо. Девушка напряглась, затем расслабилась и выдавила из себя дрожащий смешок.

– Напугали вы меня, – сказала она. – Это же только манекен.

Я пригляделся и увидел, что с деревянного лица местами слезла краска.

– Он похож… – Мисс Реджис встревоженно поглядела на меня. – Он похож на вас, мистер Флорин.

– Не на меня… На сенатора. Возможно, они пытаются мне что-то сказать.

– Что еще за сенатор?

– Человек, защищать которого меня наняли. Как видите, я отлично справился с заданием.

– Он был частью эксперимента?

– Или эксперимент был частью его. Кто знает?

Я переступил через искусственный труп и пошел по коридору, оказавшемуся слишком длинным для не такого уж большого здания. Он тянулся шагов на сто, причем по пути нам не встретилось ни дверей, ни поперечных коридоров. Но в конце была дверь, из-под которой пробивалась полоса света.

– Вечно еще одна дверь, – сказал я.

Ручка легко подалась. Перед нами была комната, которую я видел прежде. Мисс Реджис тихонько ахнула у меня за спиной. Тусклый лунный свет лился из высоких окон. Стены были обиты камчатной тканью, на полу лежали восточные ковры. Я прошел по мягкому ковру к длинному столу красного дерева и выдвинул из-под него стул. Тот оказался тяжелым, полированным, именно таким, каким должен быть солидный стул. Взгляд упал на люстру. Почему-то на нее было трудно смотреть. Ряды и гирлянды хрустальных подвесок переплетались и обвивались вокруг основы, образуя сложный бесконечный узор.

Мисс Реджис замерла, напряженно склонив голову.

– Поблизости кто-то есть, – прошептала она. – Я слышу мужские голоса.

Я прошел на цыпочках и приложил ухо к двери в противоположной стене. Тишина. Я тихонько толкнул дверь. Темнота. Я шагнул через порог и протянул руку, чтобы подать ей, но та наткнулась на что-то невидимое и твердое, вроде очень чистого зеркального стекла. Мисс Реджис что-то говорила, губы ее шевелились, но через барьер не проникало ни звука. Я ударил в него плечом, и что-то треснуло – возможно, плечо. Промчавшись через тьму, я вылетел на яркий свет.

Я стоял посреди пустыни. Шагах в десяти от меня на скалу опирался человек-ящерица, одетый во все розовое, и лениво улыбался мне.

– Наконец-то, – сказал он. – Я уже начал бояться, что вы не пройдете через этот лабиринт.

Я глубоко вдохнул – горячий, сухой воздух слабо пах эвкалиптом – и огляделся. Песок, камешки, скалы, много скал, на всех – следы времени и терпеливых стихий. И ничего живого вокруг, даже кактусов.

– Приятное местечко, – заметил я. – Но мне бы не хотелось здесь умирать.