– Жив, – ответил Иггельд, страшная боль прозвучалав голосе. – Только он один за все свои муки что-то получил… Я же толькотеряю, теряю, теряю.

* * *

Малыш хоть устал, но летел ровно, без натужного хрипа.Правда, забираться в поднебесье не стал, но и не требовалось: расправил крыльяи ловил воздушные потоки, можно скользить с высоких гор на равнину, ни разу невзмахнув кожаными парусами. Встречный ветер не донимал, можно не орать, иРатша, воспользовавшись случаем, пересказывал подробности, как били артан, какнаконец-то покончили с ними в горах, потом потребовал, чтобы Иггельдпересказал, как они били артан, как наконец-то покончили с ними, как освободилиДолину.

Иггельд спросил хмуро:

– Зачем? Ты же сам рассказал!

– Как зачем? – возразил Ратша сварливо. –Приятно поговорить, какие мы молодцы. Да и вообще… Очнись! Я же вижу, что утебя за взгляд.

– Что за взгляд? – пробормотал Иггельднастороженно.

– Думаешь, только я замечаю? Ты дрался за дом с такойяростью, словно освобождал свою артанку. Так и не знаешь, кто она, где ееискать?

Иггельд скорчился, молчал. Не столько от порывов ветра,сколько от стыда и неловкости. Ратша дотянулся, ткнул кулаком в спину.

– Отстань, – ответил Иггельд с неохотой. – Яне знаю, где она, но имя теперь не тайна. Я в самом деле надеялся, что она вартанском лагере. Ее видели в шатре Аснерда. Но потом исчезла…

– Как ее зовут? – спросил Ратша заинтересованно.

– Блестка, – ответил Иггельд неохотно. И добавилсовсем хмуро: – Она сестра Придона.

Ратша озабоченно присвистнул, закутался в плащ и до самойКуябы не проронил ни слова, не пошевелился. Город сверху показался крошечным,игрушечным, что утопает в огромном, как море, и цветистом, как яркое платье женщины,базаре. Правда, это не базар, а воинский лагерь осаждающих, но на базар походитнамного больше. Ратша сразу же выругался, Иггельд смолчал, незачем сейчасперестраивать на воинский лад, это же последняя крупная битва в этой войне…

С высоты не сразу видно, что идет величайшее сражение за всювойну, но когда Малыш начал опускаться, заметили и начавшиеся пожары, идвигающиеся массы людей, похожие на скопления муравьев после теплого дождя, акогда еще ниже, то и бои.

Малыш никак не мог выбрать свободное место поближе к городу,внизу наконец догадались, побежали в разные стороны, Малыш торопливо пошелвниз, выставил лапы, опустился грузно, тяжело, сразу же лег и закрыл глаза.Дыхание из широких ноздрей вырывалось горячее, сожгло остатки втоптанной впочву травы и превратило саму землю в сухой камень.

Пока Иггельд и Ратша слезали с Малыша, к дракону почтивыбежал, как прирученный медведь, князь Рогоза, обычно грузный, сейчасподтянутый, брызжущий энергией и молодостью, хотя ему уже за пятьдесят, другиев его возрасте начинают нянчить внуков. Но Рогоза, став правой рукой Антланца,ликовал, формируя из вчерашних землепашцев и лесорубов могучее войско, создаваязаново тяжелую конницу, заказывая стальные панцири, булатные мечи, щиты, луки,копья, посылая в Вантит купцов, чтобы закупить там в большом количестве сильныхи в то же время быстрых коней. И чем больше работы наваливалось, тем большерасцветал, распрямлялся, а во взоре появлялось от большого полководца, чтоумеет охватывать единым взглядом все войско разом, и в то же время замечатьмелочи.

– Где Антланец? – спросил Иггельд.

– В городе, – отчеканил Рогоза. Князь выпрямился,даже вытянулся перед Иггельдом, смотрел преданно, с верностью во взоре. –Осталось захватить еще два-три дома, и можно навалиться на дворец, где заселПридон с остатками!

Иггельд нахмурился.

– Это человек, который наставлял меня, как надоруководить, находясь вдали от боев?.. Ладно, уже ничего не сделаешь. Барвниксказал что-то вроде, что мы все рассуждаем умно, а вот поступаем…

Рогоза сказал быстро:

– Да, конечно… Но что у тебя с лицом? Кто погиб?

– Драконы, – ответил Иггельд с горечью. – Имоя Яська…

– А те… Аснерд, Вяземайт…

– Истреблены, – отмахнулся Иггельд. – Безвсяких красивостей. как крысы. Но Яська… ее уже не вернуть. И погибли драконы,а это невосполнимо.

По честному лицу Рогозы видно, что это вовсе не потеря, авот гибель Аснерда – великий праздник, поспешно заверил:

– Восстановим, все восстановим!

– Как? – спросил Иггельд горько.

Рогоза с удивлением оглянулся на Ратшу, тот криво улыбнулся,мол, Иггельд еще не понимает, какая в его руках власть. Лицо Иггельда сталотемным, словно для него погасло солнце. Рогоза не решился сказать ни слова,даже не шелохнулся, когда Иггельд прошел мимо и направился к своему страшномудракону. Малыш при виде хозяина поднялся и приветливо помахал хвостом. Подлапами коровья туша, о нем люди Рогозы позаботились сразу, Малыш ел спокойно, срасстановкой, уже утолив первый голод. Иггельд жестом велел не подниматься, осмотрелраны, лапы, глаза, похлопал по щеке.

– Моя маленькая зверушка… Ты такой огромный снаружи итакой крохотный внутри!.. Я люблю тебя, птенчик. На тебе все заживает,заживает…

Малыш взвизгнул от счастья, извернулся и лизнул в лицо. Ялюблю тебя, папка, сказал он глазами, визгом, движениями хвоста, лап и всеготела. Я тебя очень люблю, я тебя обожаю!

– И я тебя очень люблю, – ответил Иггельд. –Очень…

Ратша то посматривал на них, то поворачивался к городу. ВКуябу текли уже два потока: через пролом и в распахнутые настежь ворота, но тами там давка, добровольцев чересчур много, все стремятся в бой, последний бой, окотором можно рассказывать всю оставшуюся жизнь.

– Что нам делать?

Иггельд сдвинул плечами.

– Все уже сделано, – ответил он почтиравнодушно. – Куяба, считай, взята. Мы для Куявии свое дело сделали.Теперь займусь своими делами, их могу решить только я.

Он долго прилаживал седло, застегивал ремни, на местевторого сиденья закрепил две тулы с большими металлическими стрелами. Когдаспустился за связкой дротиков, Ратша подошел ближе, поинтересовался спокойно, сленцой:

– Думаешь, Малыш отдохнул?

Мурашки побежали по спине от насмешливого взгляда. Иггельдответил быстро, чувствуя, что начинает оправдываться:

– Мы летали намного дольше и дальше. А раны у него… этоцарапины.

– Ну, – сказал Ратша, – если ты вздумалпросто прогуляться…

– Да, – ответил Иггельд с вызовом, – да.

Ратша кивнул.

– Слушай, а почему не предлагаешь мне второе сиденье?Или этот зверь уже не поднимет?

Иггельд сказал торопливо: