Варяг вздрогнул и обернулся.

– И тебя, волхв. Почто пожаловал к нам, в стольный Киев-град?

– Вижу, узнал… – усмехнулся в бороду волхв. – Выйдем-ка во двор, поговорить надо.

– Кто это? – по-варяжски поинтересовался один из приятелей Стемида.

– Так, знакомец один, – с усмешкой пояснил тот. – Не берите в голову, я скоро.

Ярко светившее солнце жарко припекало плечи, и вышедшие из корчмы знакомцы устроились в тени раскидистого платана.

– У тебя есть доступ на пристань, к ладьям, предназначенным для северного похода? – не тратя времени на предисловия, спросил волхв.

– Конечно, – кивнул Стемид. – Я же в старшей дружине!

– Нужно задержать их отправление как можно дольше, – с напором продолжал Лютонег.

– Это невозможно! – Варяг замахал руками. – Князь лично контролирует все.

– Не говори мне о невозможном, – усмехнулся жрец. – Все в руках богов. А их милость во многом зависит от нас. Или ты хочешь, чтоб кое-кто из киевских бояр узнал, куда на самом деле делись их несчастные дети? Помнится, ты тогда хорошо на них заработал. С моей помощью, если не забыл.

– Не забыл, не забыл… – Стемид злобно вскинул глаза: – Так вот ты как заговорил, волхв!

– Ой, только не надо кричать, Стемиде, – насупил брови Лютонег. – Мы ведь когда-то совсем неплохо ладили. Я и сейчас готов забыть все свои угрозы и щедро заплатить.

– Заплатить? – оживился варяг. – Вот с этого и надо было начинать.

Быстро переговорив, они разошлись, вполне довольные друг другом. Волхв Лютонег направился на Подол, именно там он остановился на усадьбе одной дебелой вдовицы, принимавшей волхва за благодетельного странника, а варяг Стемид вернулся обратно в корчму, допивать брагу. Асимметричное лицо его – последствия полученного когда-то удара палицей – сделалось еще более злым и угрюмым.

Поддавшись на уговоры младшего братца и покинув родное селище, Радослава и в мыслях не держала, что в Киеве, у чужих людей, может оказаться так хорошо и душевно. А ведь оказалось! И она уже – хоть и прошло-то всего около двух месяцев – не считала чужими ни Любиму с Ярилом, ни Речку, ни Порубора. Ну, и уж тем более Вятшу, хоть тот, казалось бы, и не имел никакого отношения к усадьбе Любимы.

Вообще, они были непростые люди – Любима с Ярилом. Любима – владелица гостинодворья с корчмой, а ее муж Ярил со смешным прозвищем Зевота – ближний княжий тиун, высохший от дел до такой степени, что остались одни глаза. Радослава слыхала от Порубора, что Ярил занимается тайными делами Вещего князя и пользуется полным доверием княгини, женщины с далекого холодного севера, вообще-то мало кому доверявшей. Порубор рассказывал Вятше о том самом странном парне с красивым, но как будто бы навек застывшим в грустной усмешке лицом и густыми русыми волосами. На груди Вятши – Радослава заметила, когда тот примерял подаренную Любимой рубаху – тускло синела татуировка – оскаленная голова волка. Почему-то девушка не стала расспрашивать о ней у самого Вятши, спросила у Порубора, а тот лишь сделал страшные глаза и сказал, что об этом сам Вятша давно хотел бы забыть, да вот не может. Ну, одни сплошные секреты. Радослава сначала хотела было обидеться – видела, какими глазами смотрят на нее и Вятша, и Порубор, – да, подумав, не стала. Ну его, обижаться еще, когда все так хорошо складывается. Не обманул Вятша, приняли их с Твором как родных, да и грустить о селении было некогда – работы в корчме да на усадьбе хватало. Все и работали – Любима, Речка, Радослава с Твором да еще два мужика-вдача – временно зависимые от Любимы до отработки долга. Зато и серебришко в усадьбе водилось – купцы за постой платили изрядно, так ведь и старались все: и как постелить гостям помягче, и пиво погуще сварить, и лепешки испечь повкуснее.

Радослава протерла мокрой тряпицей стол, набросала на него свежей травы – гостям для приятности… эх, побольше надо бы. Ничего, сейчас сбегает к ручью, нарвет, рано еще, посетителей мало – пара дружинников-варягов лениво цедили брагу. Один какой-то неприметный, второй угрюмый, с заплетенными в смешные косички волосами.

Прихватив плетенную из лыка корзинку, Радослава быстро миновала ворота и, пройдя по вьющейся меж березами тропке, спустилась к ручью, текущему на дне темного оврага. Наклонилась, попила студеной водицы – ух, и хороша же! – услышала вдруг голос сверху:

– Девица, не подержишь ли волов, набрать водицы?

Радослава подняла глаза: тот самый варяг, с косичками. Что, он незаметно так и шел за ней? Вернее, ехал на запряженной волами телеге. Что ж, просит, так подержу волов, хотя и привязать бы мог, вот хоть к этой березе.

– А они у меня пугливые, – объяснил варяг. – Ни за что одни, без человека, в лесу не останутся, волков боятся.

Девушка усмехнулась:

– Так тут что, лес, что ли?

– А не лес, так темно, и деревья, эвон, до самого неба! Истинно лес, клянусь молотом Тора. Так подержишь? Вином угощу.

– Нужно мне твое вино. Но подержать – подержу, чего уж. Давай поводья.

Варяг – длинный, сутулый – проворно сбегал к ручью, набрал воды в баклажку, прибежав обратно, благодарно улыбнулся:

– Счастия тебе, девица.

– Да ладно…

Варяг подмигнул, достал из телеги кувшинец, разбавил водою, от пояса отцепил рог, нацедил.

– Обещал – на, пробуй. Нектар, не вино! Если понравится, я могу привезти бочонок для корчмы вашей.

– Чего это ты так вином своим хвастаешь? – недоверчиво спросила Радослава.

– Так им мой родич торгует, Греттир из Вика.

– Ах, Греттир, – успокоилась девушка. Греттира она знала – смешной такой, вислоусый, а дочки у него – ух, и дурищи же! – Ну, давай сюда свое вино.

– С радостью и благодарностью, о благородная дева! – Варяг с поклоном протянул кубок.

Сначала Радослава ничего не почувствовала – вино как вино, вполне приятное, пробовала она уже подобное – угощала Любима. А потом вдруг и сама не заметила, как потемнело в глазах и подкосились ноги. Оглянувшись по сторонам, коварный варяг осторожно положил потерявшую сознание девушку на дно повозки и ловко забросал ее старой соломой. В тот день его повозка появилась еще в нескольких местах: на окраине Подола, на пристани, на Глубочице, где плескались ребята. И почти всегда варяг уезжал с добычей – схема была все та же и работала безотказно.

Гнорр Ворон рассчитался со Стемидом честно, полновесными серебряными денариями. Удивился даже:

– Эвон, как ты ловко!

– Опыт, – хохотнул Стемид и попросил: – Ты бы, Гнорр, убирался из Киева как можно быстрее, хорошо бы вместе с ладьями