печально улыбался. Даже сейчас, в простом походном одеянии, злая, растрёпанная, она была самой прекрасной женщиной Валинора!

«Моя Алая Леди…»

— Нерданель, — всё глупее улыбаясь, сказал менестрель, не сводя с неё восхищенного взгляда, — никто не знает, что я здесь, так что… Можешь меня убить и закопать где-нибудь под деревом, никто и не узнает. Я…

Аклариквет, всё так же улыбаясь, любуясь красотой Нерданель, встал на колени.

— Я должен был извиниться. Знаю, это бесполезно. Но я должен. Ведь… Я люблю тебя! И всегда любил. А теперь ты уезжаешь, и я не знаю, отправишься ли за мужем в Средиземье… А я отправлюсь. За своим королём. И буду верен ему до конца. Я здесь, чтобы проститься. Неважно, чем закончится наше прощание: может быть моей смертью или возвращением в Альквалондэ, я просто должен был извиниться перед тобой, моя… Алая Леди…

Нерданель молча смотрела на певца. Ей очень давно не говорили слов любви. А когда и говорили… это были слова страсти и желания, переходящие в действия, после которых время от времени появлялись сыновья. А теперь? Что это? Аклариквет искренен, но теперь ему больше не нужна взаимность? Почему? Он не станет умолять оставить его при себе хотя бы слугой? Он отрёкся от любви ради… ради чего?! Песен во славу Второго Дома Нолдор?!

«Феанаро это заслужил! — подумала Нерданель. — Я говорила ему, что нельзя сеять раздор в народе — зло обернётся против него самого! Я была права! Вот доказательство!»

— Я тебя не прощу, — игриво улыбнулась Нерданель, — и убивать, пожалуй, не стану. Поехали, отец.

Менестрель, встав на ноги, долго смотрел вслед уезжающей любви, исчезающей среди мертвых стволов. Надо возвращаться… Король ждёт.

Что лучше?

Глава Второго Дома Нолдор Амана Нолофинвэ поднял глаза от развернутого на столе плана города и страдальчески посмотрел на вошедшего сына. На его лице читалось: «Да-да, Турукано, мне ещё хуже, чем тебе, не ной».

— И как же так вышло, — спросил севшим голосом Нолофинвэ, — что строительный мусор не вывозили сразу? Почему на заднем дворе дворца можно было не заметить труп?

— Отец, — Турукано покачал головой, — мы подняли город из руин за поразительно короткий срок. Твои и мои эльфы исправили то, что… — Он замялся.

— То, что разрушил Финдекано? — договорил за сына отец. — Да. Это так. И я прикладываю неимоверные усилия, чтобы мы МИРНО дождались кораблей! Мирно! А что в итоге? Твоя жена убила посланника короля Ольвэ, взяла в заложники его отряд, а потом мы обнаруживаем изуродованный труп в куче мусора. И это не просто мертвец!

— Отец, — Турукано опустил глаза, — что я могу сделать для тебя?

— Помочь! Я для этого просил тебя остаться! А теперь что? Тебе тоже придется уходить в Средиземье или отправлять жену на суд Валар? За что нам всё это, Турукано?

Принц не ответил. Нолофинвэ встал и отвернулся к окну.

— Где Аклариквет? Ладно, не отвечай. Явится, ему идти некуда. Плохо быть младшим сыном в большой семье камнетесов, умеющим только струны перебирать, правда? Разочарование для отца и потеха братьям. Зато теперь он живёт при короле, а они как копались в шахтах, так и копаются.

— У Аклариквета тоже… Грязное ремесло, — отозвался Турукано.

— Сын, — Нолофинвэ обернулся. Очень недовольный. — Не начинай. Хочешь жаловаться, иди к брату и пей вместе с ним. Обнимитесь, поплачьте. Но потом ты должен встряхнуться и помочь мне. Пойми простую вещь: Тэлери нас терпят у себя только из-за того, что согласились считать нас защитниками. Но если сейчас король Ольвэ перестанет быть безвольной медузой, влекомой течением, соберёт остатки армий детей и вооружит тех верных, что сидят у него во дворце, нас перережут спящими. Они не выстроятся в войско, не будут трубить в рога и призывать сразиться. Они вылезут из подвалов и щелей, когда мы не будем ждать, и будут резать и жечь. И, самое страшное, Турукано, я понятия не имею, что нам теперь делать, чтобы этого не случилось. Принц Айриольвэ был… Любимчиком отца. После дочери, конечно. И его любил народ. Поэтому… Готовь воинов. Но так, чтобы это было незаметно. Пусть играет музыка, наша музыка, поются наши песни, а за всем этим праздником спрячем подготовку к войне. Разошли разведчиков. Узнай… Всё, что сможешь. Любые попытки мятежей пресекайте для начала уговорами. Не можешь сам, бери моих певцов и соглядатаев. И, ещё раз повторяю, разберись с женой. Не приведи Эру, она снова начнет геройствовать. Знаешь, как усмирить женщину? Она должна быть уставшей. Всегда. В том доме, где ты живёшь, есть постель?

— Я понял, — Турукано не хотел продолжать разговор в подобном ключе. — Будет сделано. Всё.

— Очень приятно это слышать. Очень.

Проводив сына взглядом, Нолофинвэ рухнул в кресло, хватаясь за голову. Может быть, и правда лучше пойти на суд Валар… Пока всё это не зашло слишком далеко.

Странные стрелы

Над черной гладью моря кружил орёл. Из едва заметной точки среди непроглядной тьмы, он, приближаясь, обретал форму, завораживал красотой полета.

Отойдя от распахнутого окна, Нарнис взглянула на мастерящего стрелы супруга. Наконечники, все без исключения, имели форму ромба.

— Странные стрелы, — чтобы начать разговор, произнесла эльфийка, подсаживаясь к мужу.

— Ты привыкла к треугольным? — Финдекано горько усмехнулся. — Когда-то я гордился, что моя любимая жена прекрасно стреляет. Помнишь, как мы поставили на место моего заносчивого брата?

— Да, — улыбнулась Нарнис, — мы с тобой сделали турнир лучников интересным. Для Турукано. А потом я спасала от неприятного зрелища матушку.

— Как давно это было, — вздохнул Финдекано. Взяв в руку недоделанную стрелу, сын Нолофинвэ дал ее жене. — Тебе кажутся странными наконечники-ромбы. Но если бы… Нарнис, ты видела стрелы Тэлери? Когда мои лекари помогали раненым, они с огромным трудом извлекали из тел эти кошмарные рыболовные крючки. Нельо… Твой отец был ранен в плечо, он сам во время боя вырвал стрелу… Когда кожу и мышцы сшили по лоскутку, всё это посинело и вздулось, Нельо не мог шевелить рукой.

Финдекано отвернулся к окну, засмотрелся на орла, устремившегося от