— Жюль Верн, — хмыкнул Никифоров.

— Что?

— Свидетели этой мучительной сцены поняли наконец, чтодети капитана Гранта галлюцинировали, — пробормотал он.

— Я собиралась забрать у вас пакет документов, —пролепетала Джульетта, не понимая, что это на Никифорова нашло. Неужели его таквзволновала встреча с ней наедине? До сих пор они виделись только в присутствииколлег по работе, и когда она согласилась заехать к нему, то не имела в видуничего.., такого. Утро оказалось очень загружено, она не знала, во сколькоосвободится, поэтому не могла назначить встречу на нейтральной территории наопределенный час. И предложила свой план. Когда у нее выдастся «окно», онапросто завернет к нему домой и заберет эти проклятые документы. Возможно, онподумал?.. О, боже!

Никифоров, отвлекшийся на некоторое время от окна, пропустилмомент, когда Полина вслед за рабочим полезла в канализацию. «Почтальон»вынырнул в десятке метров справа, и ей просто ничего не оставалось, какспуститься под землю. Коньяк страшно мешал, но она предпочла бы сразитьсяврукопашную, нежели расстаться с ним. Как только она полезла в люк, снизу нанее заорали. Тогда, она высунула голову, чтобы посмотреть, куда побежал еепреследователь. Он был совсем рядом, и Полина нырнула обратно.

Никифоров заметил эту голову, когда она на секундупоказалась из люка, и стукнул себя ладонью по лбу. Потом повернулся к Джульеттеи увидел, что та сидит вея пунцовая, со слезящимися глазами, прижимая салфеткуко рту. Не имея понятия о ее душевных терзаниях, он тотчас решил, что крошкапопала ей в дыхательное горло. Вскочил, отбросив стул, подбежал к ней сзади,двумя руками обхватил поперек туловища и резко сдавил.

Джульетта, принявшая его нападение за проявление мужскойстрасти, от избытка чувств едва не потеряла сознание.

— Не здесь! — просипела она, вспотев в егообъятиях, как мышь под метлой.

— А где? — глупо спросил Никифоров, решив, что онне туда нажимает.

— Не знаю… — выдавила из себя она. — У вас… Или уменя.

Никифоров отпустил, ее, сел на место и попыталсясосредоточиться. Математичка явно вела с ним какой-то диалог, которого он непонимал, потому что думал совершенно о другом. Снаружи что-то происходило.Только что мимо кафе пробежал пожилой мужчина со зверским выражением на лице.Потом Никифоров увидел нечто рыжее, мелькнувшее среди припаркованных машин настоянке.

— Что с вами, Андрей Андреевич? — сдавленноспросила Джульетта, с трудом приходя в себя после его медвежьих объятий.

Никифоров сжал ладонями ее холодную руку, похожую на куринуюлапку, и проникновенно спросил, по-прежнему глядя мимо:

— Джульетта Ивановна, у вас бывало когда-нибудь такое,что вы все время думаете об одном и том же человеке… Размышляете, как он живет,чем сейчас занят… И он начинает вам всюду мерещиться?

— Нет, — ответила Джульетта, мечтая, чтобыпоскорее принесли курицу.

Ей и вправду хотелось, чтобы Никифоров себе что-то позволил,но не такое.., дерзкое. Подарил цветы, целовал бы руки, горячо говорил овспыхнувшем чувстве… И уж чего ей вовсе не хотелось, так это ему мерещиться.

— Курица для вашей дамы! — возвестил официант иводрузил на салфетку огромное блюдо с едой.

— Отлично! — обрадовался Никифоров и обернулся кДжульетте:

— Вы пока ешьте, а я сейчас.

Он оттолкнул от себя стул и пулей вылетел на улицу, потомучто увидел, как мимо кафе медленно проехала низкая красная машина с Анжелой зарулем. Заметив, что бывший муж несется за ней, размахивая руками, онаприткнулась к тротуару и открыла для него дверцу.

— Здравствуй, Андрей! — сказала она, когдаНикифоров рухнул на соседнее сиденье. — Как мило, что ты вышел менявстретить. Мне нужно с тобой поговорить.

— Давай, только быстро, — согласился тот,нервничая, что оставил Джульетту наедине с курицей. Она может решить, что он нехочет оплачивать счет.

— Нет, Андрей. Быстро не получится. Разговор серьезный.

Никифоров посмотрел на Анжелу и вздохнул. Вероятно, когда онженился на ней, в его организме происходила гормональная революция. Анжела былабезумно красивой женщиной. И эгоистичной, как дитя. Ее уверенность в себе исвоих чарах походила на помешательство.

— Я тебе еще по телефону сказал, что у меня нет временина серьезные разговоры.

— Я прошу у тебя четверть часа. Поднимемся к тебе ипоговорим.

— Там Бунимович.

— Боже мой! — раздраженно воскликнула Анжела и,щелкнув зажигалкой, прикурила. — Андрей, тебе пора задуматься, как тыживешь!

— Если тебя это утешит, я не живу с Бунимовичем, —ехидно заметил он, продолжая удивляться, как мог купиться на эти гладкие ножкии выпяченные, будто надутые, губки. — Кроме того, я вообще не понимаю, скакой стати ты собираешься со мной серьезно разговаривать. Мы развелись сто летназад!

— Ровно полтора года, — жестко заметила она.

— Нас ничто не связывает!

— Это как сказать, — пожала плечами Анжела. —Ты не все знаешь. Кстати, раз у тебя Бунимович, предлагаю зайти в кафе ипосидеть там за чашечкой кофе. — Она показала рукой на то самое кафе, гдеугощалась Джульетта.

— Нет! — взвился он. — Только не кофе! Впоследнее время меня тошнит от него. Я работал ночами и перебрал кофеина.

Он воровато оглянулся и увидел через стекло, что Джульеттапочему-то встает и складывает салфетку. Или она не ела несколько дней ипроглотила курицу вместе с костями, или решила, что он сбежал насовсем, ипотеряла аппетит.

— Ты можешь минутку подождать? — спросил он уАнжелы и, не дожидаясь ответа, выпрыгнул из машины, на ходу доставая из карманабумажник.

Выхватил оттуда купюру достоинством в пятьсот рублей и,ворвавшись в зал, подлетел к Джульетте.

— Как дела? — запыхавшись, спросил он, одной рукойпряча бумажку за спину, а другой подзывая официанта. — Вы что же, хотитеуйти, не дождавшись меня?

Джульетта и в самом деле, поддавшись порыву, собираласьсделать ноги, а потом позвонить Никифорову и попросить, чтобы документы онпривез на службу. Но вот.., не удалось.

— Этого хватит? — спросил Никифоров и потрясбумажкой перед носом невозмутимого официанта.

— Да, — лаконично ответил тот, незаметно сглотнув.

Никифоров сунул ему деньги и велел:

— Я на минуту выйду, принесите нам пока по чашке кофе.

— Слушаюсь, — уже веселее ответил официант ипотрусил «за кулисы».

Джульетта медленно опустилась на свое место.

— Простите меня, — проникновенно сказал Никифоров,наклонившись к самому ее уху. Он знал, что короткие, но интимно произнесенныеизвинения действуют на женщин гораздо сильнее пространных и униженных.