Солнечный день, лесная полянка, поросшая пахнущим цветочным разнотравьем, и весёлый гомон Кутеня с медоежом. Ничто не говорило о том, что здесь происходят события, которые легко могут ввергнуть весь Солебрег в пучину войны.

Я привык, что обычно такие дела творятся глубокой ночью.

Мне на ум шёл стих смотрящих из Тьмы. Этот стих из Завета Ушедших гласил: « Я вижу из Тьмы, не выхожу на Свет, и меня не видят. Я жду ночи, потому что помню — Тьму боятся только в ночи.»

Бездна никогда не любила этот Завет, составленный Ушедшими во Тьму. Потому что у него было много толкований — а там, где несколько мнений, слишком много свободы.

Я тоже любил поразмышлять над этим Заветом. И даже дерзко предлагал свои толкования…

По моему скромному мнению, этот стих «смотрящих» учил Жрецов терпению. Да уж, звучит как ересь среди Тёмных Жрецов, ведь Путь Силы всегда предполагает действие.

Я растянулся в улыбке, щурясь от солнышка. Все знают, что тот, кто бездействует, заведомо проигрывает конкурентам. Но стих говорил об обратном — подожди, Жрец, не спеши. Ночь сама придёт.

В моём мире у восточных магов была похожая мудрость. Что-то про реку, на которую можно долго смотреть и однажды увидеть, как по ней плывёт труп врага.

Так и сейчас…

У кнеза свой план. У Сидора свой. Кто я такой, чтобы мешать великим деятелям творить историю Троецарии? Поэтому я пока просто наблюдаю.

Вскоре к шорохам ветра в траве добавились ещё звуки. Я слышал, где мои Кутень с медоежом трещат деревцами. Звуки же пришли из подлеска совсем с другой стороны.

Точнее, не так. Сначала моя бросская задница почуяла, что кроме Сидора под землёй скоро добавится ещё одна проблема, и потому я приказал Кутеню присмотреться и прислушаться.

Одинокий путник, невзрачно одетый в серую дорожную хламиду, двигался по лесу как раз со стороны далёких лиманов. Он то и дело останавливался, прислушиваясь — треск деревьев от балующегося медоежа до него тоже долетал.

Разыгравшийся Кутень, зависший в кроне деревьев, нетерпеливо рассматривал засевшего в траве по колено незнакомца. Его зрение позволяло рассмотреть лёгкое мерцание магии на посохе, но вот лица под капюшоном видно не было.

Подросший цербер мог сейчас убить его парой способов. Просто вонзиться зубами в горло, или же утащить эту часть горла с собой во Тьму.

«Хрям-хрям-хрям!» — донёсся мысленный стрёкот Кутеня.

Я придержал кровожадного питомца, ведь это мог быть просто человек, собирающий хворост или ягоды-грибы. Мог быть просто заблудший путник…

И даже магический посох в его руках, ловко замаскированный под обычный, можно легко приобрести в лавке торговца, чтобы обезопасить себя в дороге. На такую безобидную магию цари смотрят сквозь пальцы.

Нельзя же вот так просто убивать человека, если он забрёл не в то место и не в то время?

Я чуть не прыснул от смеха, читая свои праведные мысли. Да, совесть Лиственника просто так не успокоишь. Но с ней можно договориться… Ведь любой человек, заходя в лес, должен понимать, как в нём опасно — мало ли какого бросского варвара там встретишь?

Незнакомец опасливо озирался, прислушиваясь к далёкому рычанию медоежа, потерявшего из виду наглого Кутеня. Путник ещё не вышел на поляну и не видел меня, иначе бы уже давно улепётывал со всех ног.

И снова меня подвела моя бросская наивность… Ну а что поделать, если Десятый не был при жизни окружён таким обилием живности?

Кутень оказался хитрее моей мысли. Он не ослушался приказа — нет, он не стал нападать. Хитрожопый цербер просто метнулся к медоежу, снова укусил за нос и стал манить его в сторону нашего гостя.

— Кутень, кромешная твоя задница! — прорычал я, порываясь встать, но было уже поздно.

Что, бежать туда со всех ног? Учитывая, что над полянкой всё ещё витали частицы соли, вызывающие приятную лень, мне понадобилось сначала побороться с ней.

Через миг послышался хлопок — как я и думал, посох оказался заряжен магией воздуха. Но громадному медоежу было совершенно начхать на эту пукалку, поэтому после хлопка по лесу разнеслись предсмертные испуганные вскрики.

— Ну, Кутень… — со вздохом проворчал я, делая шаг.

Подключившийся к моему зрению цербер передал удивительный образ, и я, улыбнувшись, плюхнулся обратно на траву. Медоёж оказался намного умнее, чем мне казалось.

Гость был всё ещё жив…

Я прикрыл глаза и даже представил ту картину, которую тот сейчас видит. Как медоёж, гроза и кошмар магической зоны Солебрега, тащит его в своих зубах на лесную поляну, а там в позе лотоса восседает бросский варвар.

Послышалось шуршание, и через несколько мгновений передо мной вырос медоёж. Он, прикусив путнику плечо, подтащил его мне и небрежно выплюнул на траву.

Судя по окровавленному плечу, медоёж с огромной нежностью потрепал гостя, раздробив ему пару костей. Да уж, тут не всякий целитель справится.

Я кивнул:

— Умный зверь, — и даже одобрительно потрепал протянувшуюся ко мне морду.

Надо было видеть, с какой гордостью наивный медоёж глянул на пролетевшего над нами цербера. «Мол, смотри, жук кромешный, как я полезен хозяину!»

Правда, надолго зверя не хватило. Увидев, что Кутень даже не остановился и почему-то не взирает на сцену с восхищённым трепетом, медоёж с возмущённым рёвом снова сорвался в погоню, по пути будто бы нечаянно наступив путнику на ногу.

Ага, нечаянно наступив и нечаянно подкрутив лапу… до смачного такого хруста ломаемой кости. Этот звук сообщил медоежу, что добыча теперь точно не убежит, и он со спокойной совестью ускакал за цербером.

— А-а-а, моча упырева! Сожги тебя Яриус, тупая ты скотина! — незнакомец орал, не зная, за что хвататься. За порванное плечо или за сломанную ногу.

И тут же замер, когда моя дубина коснулась его подбородка. Капюшон сполз с его головы, явив мне обычную для этих мест южную физиономию. Смуглая кожа, чернявые волосы, густая щетина, острый нос — ну точь-в-точь мой бард, только глаза