помпу. Вскрыв клапанную коробку, все увидели большую дохлую крысу. Её засосало из питьевого танка, и она застряла в клапанах помпы. Крыса побелела, с неё сползла часть шерсти.

– Она белая! – закричал матрос без класса Чижик.

– Сам ты белый, – торжественно выковыривая крысу из коробки, произнёс машинист Ванин. – Ведь целый месяц пили через окаянную крысу! И никто не заболел! Верно “Галифе"? – спросил он у Миши.

Миша стоял с открытым ртом и долго не мог придти в себя.

– Это тебе не в окопе сидеть, это – флот, – нравоучительно подняв вверх указательный палец, пояснил ситуацию Ванин.

Болванка-выручалка

При швартовке в Вентспилсе, мы увидели на причале болванку-выручалку. Это была огромная металлическая конструкция в десятки тонн весом. Многие на палубе засмеялись. Болванка представляла собой, очевидно, какую-то ферму. Она, лёжа на причале, как бы просила: возьмите меня! В выполнении плана грузоперевозок судами пароходства болванка играла существенную роль. Каждому судну спускался план: рейсовый, квартальный и годовой. Он выражался в тонно-милях. Надо было проплавать определённое количество миль и перевезти определённое количества грузов. Как правило, с милями было всё в порядке, а вот тонн часто не хватало. Вот тогда-то и начинался звёздный час болванки. Её грузили на палубу и соответственно оформляли в порту эту погрузку. Поскольку она была бесхозная, её просто выгружали в порту назначения.

За выполнение плана, а тем более за его перевыполнение, морякам выдавалась денежная премия, в которой были заинтересованы все.

– Неделю назад она была в Клайпеде, – сказал старпом, обращаясь к мастеру.

Никто не удивился, ведь болванку-выручалку можно было встретить в любом совпорту Балтики.

– Ну что, будем брать?

Мастер подумал, переваривая в своей фермерской голове варианты, и сказал, что до окончания года ещё много времени, заберём в следующий раз. Так выручалочка сиротливо осталась на причале, пестря разноцветными надписями названий пароходов, портов и дат, которые матросы в виде автографов оставляли на ней.

Кочегар Женя Слюнин

Женя по нашим меркам был стариком. Ему было за сорок. Это был хороший, добродушный, знающий своё дело кочегар. Он был молчалив, никогда не повышал голоса, любил одиночество. Единственной его слабостью была страсть к алкоголю. Вся его жизнь протекала в сплошном ожидании аванса, получки и окончания рейса. Вот тогда Женя отрывался!

Его курс на берегу был выверен по меридиану, от любого порта всегда шла улица с десятками пивных и закусочных. Начинал он с ближайшей закусочной, и всегда шёл зигзагом по прямой, не задерживаясь, пока в карманах не становилось пусто. Поиск Жени всегда начинали с дальнего конца, и всегда благополучно приводили его на пароход. Через полчаса Женю под руки провели под полубак в кубрик. Он виновато улыбался. Матросы закрывали трюм после окончания погрузки.

Часть груза быстро выгрузили. Ещё при стоянке в Риге мы получили техснабжение. Среди всяких запчастей, краски, мыла и других вещей, пришло два графина со спиртом. Один полагался в машину для технических нужд, и его принял второй механик, спрятав в свой шкафчик в каюте. Второй был для Философа для протирки радиоаппаратуры. Его и второго механика предупредили, что спирт метиловый, древесный, пить нельзя! Философ надёжно запрятал графин, а вот Вадим, просто поставил его в свой шкафчик в каюте, слегка прикрыв. Как Женя узнал про спирт, неизвестно. Он дожидался своей вахты. Мы вышли в море, взяв курс на Лиепаю. Посвежело, подул норд-вест, началась качка.

Приступив к вахте, Женя, закинув в топку угля, сделал приборку в машине и попросил у Вадима разрешения отлучиться на пять минут. Вахту они стояли вместе. Он зашел в каюту Вадима, вынул графин, и после глубокого вдоха сделал два больших глотка древесного спирта, затем медленно выдохнул и занюхал рукавом спецовки. Поднявшись на палубу, накачал из злополучной помпы воды, запил и спустился в машину, принявшись за привычное дело. Настроение у Жени стало прекрасным, а на душе – радость и ликование. Так за вахту он проделал эту процедуру раза три или четыре. Наутро проснувшись в кубрике под полубаком, в своей койке, Женя попросил ребят зажечь свет. Однако плафон с лампой был в полуметре от его головы и горел. Женя ослеп.

Под вечер, немного постонав, он тихо скончался. Придя в Лиепаю и быстро выгрузившись у причала сахарного завода в Тосмаре[15], мы тут же приступили к погрузке сахара. Мастер позвал Философа и протянул радиограмму с таким текстом: “Рига ЧМ[16] Мартынцеву: Кочегар Женя Слюнин выпил спирт и умер тчк что делать? КМ Беркалнс”.

Философ предупредил, что прямой связи с Ригой нет, так как работает кран и судовая антенна снята, а на “сопле”, как называют короткую запасную антенну, можно передать только через портовую радиостанцию Лиепаи. Она находилась в километрах в 10-15-ти.

– Добро, – ответил “Фермер”.

Отстучав радиограмму, Философ попросил квитанцию подтверждения. Лиепая передала АС, что на радиожаргоне означает – ждите. Через пять минут снова АС. Наконец, еще через две минуты: “Ваша радиограмма №… аннулирована”.

– Товарищ капитан, – зайдя к мастеру, сказал Философ, – текст, который вы дали, не подлежит к открытой передаче в эфире. Лиепая радиограмму не берёт.

Насупив брови и сделав серьёзное лицо, мастер написал новую радиограмму, и протянул ему. Текст второй радиограммы был таким: “Рига ЧМ Мартынцеву – Кочегар Женя Слюнин выпил и умер тчк что делать? КМ Беркалнс”.

Вызвав Лиепаю, Философ её передал и попросил квитанцию. И снова – АС (ждите). Через пять минут: “Ваша радиограмма №… аннулирована”. Пришлось опять идти к мастеру.

– Товарищ капитан, опять РДО не берут, мне кажется, что в тексте нельзя указывать такую причину смерти, – объяснил он мастеру. Капитан насупился, прожевывая кусок сала, и стал писать третью: “Рига ЧМ Мартынцеву – кочегар Женя Слюнин умер тчк что делать? КМ Беркалнс”.

У дверей рубки сидел Шпигат и, подняв морду кверху, выл.

– Ну что Шпигатик? Женю жалко?

Передав радиограмму, Философ снова, попросил у Лиепаи квитанцию. На что опять получил АС! Через две минуты, наконец, долгожданное: “Ваша радиограмма №…принята, даю квитанцию. Философ облегчённо вздохнул и отправился снимать стресс к экипажу, где уже вовсю шли поминки.

Ночью пароход перешвартовался в Лиепайский порт, и мы стали у отстойного причала. Рано утром, с первым самолётом из Риги, прилетела комиссия в составе пяти человек для разбора ЧП[17]. Они подошли к судну. Ни вахтенного, и вообще никого на палубе не оказалось. Взойдя на борт и подойдя к открытой двери в надстройке, один из членов прокричал вниз: “Есть кто там?” Через какое-то время внизу раздалось