– Нужна энергия. Достаточного качества, достаточной доступности и в достаточных количествах, чтобы запитать защитные технологии. И вот тут все обстоит гораздо хуже.

– А разве может быть что-то хуже того, что вы мне рассказывали раньше?

– Может. Может и есть, Док. Если про барабанчики наши сведения отрывочны, но у нас в руках, тем не менее, есть работающая технология, то с энергией – у нас нет ни установок, ни достаточного опыта для их создания.

– Что же делать?

– Решать задачу. Любой ценой. Потому что без ее решения все, что мы с вами затеяли, бессмысленно.

Док был человеком системным и прагматичным. Поэтому к решению задачи подошел системно – по крайней мере, ему так казалось. Начал с изучения документов. Их немного – листов пятьдесят. Чертежи, графики, какие-то схемы. К тому же некоторые копии страниц выглядели так, будто оригиналы начали уничтожать, но не успели довести дело до конца.

Одно было понятно. Речь о генераторе энергии, работающем не на топливе. Тогда на чем же? На чем-то другом. На чем-то, что дает энергию на пустом месте. То есть об устройстве, работающем с коэффициентом полезного действия больше единицы, выше ста процентов. Иными словами, о вечном двигателе.

Здравый смысл, стержень разума и сознания Дока, отказывался подчиняться. Википедия поддакивала: почти двести пятьдесят лет назад Парижская академия наук приняла решение не рассматривать проекты вечного двигателя из-за очевидной невозможности их создания. Так зачем вообще удостаивать внимания то, чего нет и быть не может?

Однако окружающая реальность жестко входила в клинч со здравым смыслом. Точно так же не может быть барабанчиков. Не может быть моющих прямо сейчас автомобили в гараже Алеко и Малеко, да и самого Олафа.

Их не может быть. Но они есть! Значит, дело не в этом. А совсем в другом. В чем? В том, что рабочая гипотеза, картина мира, какую обслуживает здравый смысл, неполна или ошибочна. И есть только один выход: нужно отбросить текущую картину и создавать новую. Создавать на пустом месте. Легко сказать. Что у меня в активе? Копии какой-то совершенно разрозненной полусотни листов. А в пассиве? В пассиве – полное отсутствие не то что знаний, а даже обыкновенного понимания предметной области. Значит, именно с него и следует начать: «пойди туда, не знаю куда».

Док полез в интернет. Думал, месяц-другой – и станет понятно, где копать, куда двигаться. Наивный! Буквально с первых дней начались странности. За канонизированными портретами великих ученых прошлого оказалось, при самостоятельном рассмотрении, а не пересказе написанных о них книг, совсем не то, что им теперь приписывали. Чего стоила хотя бы фраза «я посвятил свою жизнь тому, чтобы приблизить то время, когда физические и химические процессы будут считаться единым процессом», сказанная Дмитрием Ивановичем Менделеевым.

Дальше – больше. Оказалось, что Михаил Васильевич Ломоносов, персонаж парадоксальный и, вполне возможно, во многом собирательный и домысленный, обнаружил нечто, чему он дал название «теплород». Ломоносов также сформулировал главный закон тождественных – то есть обратимых! – свойств теплорода, а именно: видоизменение и сохранение «энергии-массы». Он считал, что энергия и масса есть обратимые состояния теплорода. Ни много ни мало – энергия и масса могут переходить друг в друга.

Конечно, можно было списать все экзотические высказывания на искажения, вкравшиеся в тексты с прошествием времени, если бы не один вопиющий факт. Факт заключался в том, что Менделеев не начинал свою периодическую таблицу элементов с первого номера, с водорода – он начинал ее с нулевой позиции, и ее занимал… теплород. Правда, потом – неизвестно, когда точно и кем именно, – таблица оказалась подчищена и теплород из нее исчез.

Три года у Дока занял только процесс инициального поиска ориентиров. Тяжело искать черную кошку в темной комнате. Предшествующая официальная история цивилизации так и требовала добавить к высказыванию «…особенно если ее там нет», но всякий раз, когда опускались руки, перед глазами вставала грустная усмешка Олафа – «любой ценой!» – и он приказывал себе двигаться дальше.

Постепенно, очень медленно, мелкими шажками, по мере изучения доступных отрывочных публичных архивов, у Дока начала складываться новая система рабочих гипотез. Теплород никуда не делся – о нем просто перестали упоминать. Почему? Ответ пришел оттуда, откуда не ждали, – из изучения бытовых фотографий конца восемнадцатого – начала девятнадцатого веков. Системы освещения и отопления жилых помещений тогда выглядели совершенно иначе, чем ныне их пытались представить официальные историки. Некая энергия, заполнявшая окружающее пространство, собиралась и фокусировалась оригинальными инженерными системами, вмонтированными в стены домов, и затем, после преображения в тепловую и электрическую, использовалась для нужд отопления и освещения. Никаких стосвечных коптящих люстр в залах дворцов и усадеб не существовало и в помине – все было устроено совсем иначе. И это было только первое из череды прозрений, посетивших Дока.

Словно неотличимые близнецы, одинаковые по архитектуре и функционалу, величественные так называемые «колониальные» здания по всему земному шару – откуда они вдруг взялись в таких количествах и с такой похожестью? Одни лишь исследования энтузиастов, проведенные на доступной базе, в Казанском и Исаакиевском соборах Санкт-Петербурга, заставили седины Дока шевелиться: в постройке исполинов была применена промышленная технология ваяния из искусственного каменного материала, скорее всего, пластичного в момент строительства и затем затвердевающего после того, как детали придавалась нужная форма. Откуда строители брали столько энергии, чтобы возводить исполинские здания? Мужичонки в онучах и армячишках, с лошадьми, ворочающими глыбы подобно Сизифам, – даже поверхностно эти сказки не выдерживали критики.

Огромное число фотографий так называемых «промышленных выставок» конца девятнадцатого века, с подробнейшим образом запечатленными странными механизмами и устройствами, похожими на энергетические и тепловые генераторы, – такими, какие уже тогда продавались для промышленного и бытового применения; куда все это делось?! Рельсовые повозки, двухэтажные трамваи, вагоны, самостоятельно передвигавшиеся без каких-либо лошадей, токосъемников контактной электросети, торчащих дымовых труб и паровых котлов; «камины» в домах без дымоходов и при этом с полным отсутствием камер сгорания – где теперь все это великолепие?!

Разрозненных фактов накапливались многие сотни, и каждый из них, ложащийся на свое место в странной мозаике, приближал Дока к новому пониманию. Задача Олафа стала обретать вполне определенные черты. Почти год ушел у Дока на изучение отрывочных сведений о Николе Тесле – том человеке, кого теперь в прессе представляли исключительно как ученого-чудака, занимавшегося атмосферным электричеством. В этом представлении малая ложь тянула за собой ложь большую. Тесла не был чудаком. Он был гением. И никаким атмосферным электричеством он не занимался. Интересы Теслы лежали в области исследований энергетики эфира, того самого «несуществующего» теплорода. А передача электричества на расстоянии, минуя проводники, как раз и представляла собой использование эфирных энергетических каналов. И очень похоже на то, что в исследованиях Тесла нащупал нечто страшное и разрушительное – феномен до сих пор никем не найденного «Тунгусского метеорита», удивительным образом совпавшего с началом гонений на Теслу и его энергетику, как раз и был тому подтверждением.