Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Казалось бы, чем старше становятся дети, тем дальше они от родителей. Но не Йоко. Взрослея, она, напротив, все больше чувствовала тягу и к отцу, и к матери. Папа не так давно отмечал семидесятилетие. Йоко смотрела на две цифры на торте – и не могла взять в толк, какое отношение эти «7» и «0» имеют к ее отцу, молодому веселому человеку с искрящейся улыбкой, бархатным голосом и загорелой макушкой.
А теперь от отца все чаще оставалось только лицо. Черно-белое. На стене в маминой спальне. Лицо, как и прежде, улыбалось дочери по имени Йоко. Но от него не пахло шампунем и одеколоном. Когда отца не было дома, Йоко всегда приходила в спальню матери пожелать той доброго утра и спокойной ночи. Даже себе Йоко не могла признаться, что, на самом деле, спокойной ночи и доброго утра она приходила пожелать фотографии отца на стене. Чтобы сказать те же слова маме, не обязательно идти в спальню.
– Мама, давай помогу!
– Я уже заканчиваю, Йо-Йо. Почитай пока, а через полчаса и правда поможешь мне на кухне.
Кадри и Юкки обычно готовили обед по очереди. Если же ни у той, ни у другой не было возможности, тогда Алеко и Малеко ехали в один из ресторанов, привозя оттуда готовое. Но так бывало очень редко.
Дети должны есть домашнюю пищу, всегда говорила Кадри. Юкко была с ней полностью согласна. Они обе провели много лет, питаясь полуфабрикатами и всякой гадостью быстрого приготовления, поэтому очень ценили саму возможность готовить для своих семей домашнюю еду каждый день.
– Йо-Йо, хорошенько помой руки! Сегодня будем лепить гедза![17] – Юкки достала из холодильника говяжью и свиную вырезку. – Йоко, собери мясорубку! Прокрути-ка пока мясо, а я займусь овощами.
Юкки подставила под струю воды пучки зеленого лука и пекинскую капусту. Выложила на бумажные полотенца, промокнула сверху. Выбросила промокшую бумагу, снова промокнула сухой. Острым ножом прошлась по каждому из капустных листьев, аккуратно отрезав плотную «подметку» листа.
– Помогай шинковать, Йо-Йо. Правильно держи пальцы, как я учила, – чтобы не порезаться.
– Мама.
– Что?
– Почему папы никогда нет дома?
Юкки взяла мелкую терку и стала натирать чеснок.
– Йо-Йо, очисти имбирь от кожицы.
– Мама, почему?
– Что «почему»?
– Почему отца нет дома?
Юкки вытерла пот со лба тыльной стороной ладони.
– Потому что он работает.
– Мама, зачем ты лжешь. Я прекрасно знаю: ему не нужно работать!
Юкки молчала.
– Он богатый человек, зачем ему работать? Почему его никогда нет дома, мама?!
Юкки взяла миску с только что приготовленным фаршем. Загрузила в нее нашинкованные овощи и стала перемешивать, глядя поверх головы дочери.
– Мама!
– Йоко! – мать глядела ей в глаза. – Он работает потому, что он любит нас.
– Если бы любил, был бы с нами! – закричала Йоко в лицо матери, в ее глазах заблестели слезы.
– Он любит нас. Послушай, Йо-Йо. Человек, когда он работает по найму, может обмануть хозяина – делать вид, что работает, а на самом деле не работать, или работать плохо. Дай мне соевый соус!
Юкки налила в фарш немного соевого и рыбного соуса. Добавила рисовый уксус.
– Возьми мельницы с перцем и солью. Давай, по кругу, равномерно. Так, так… Всё, соли хватит! А перца еще немного.
Помолчала недолго, перемешивая аппетитно пахнущую мясную массу.
– Когда человек работает не из-под палки, а по совести, неважно, кто он. Неважно, сколько ему лет. Неважно, сколько у него денег. Важно, что он делает свое дело так, как заставляет его хозяин.
– Какой хозяин, мама? У него нет никаких хозяев!
– Есть, Йо-Йо.
– Кто?!
– Он сам. Вот почему твой отец не может позволить себе прохлаждаться. Даже здесь, на острове, где только и делают что отдыхают. И вообще, твой отец ведет себя так потому, что он мужчина. Всё, мясо готово. Давай мешать тесто.
Юкки смешала муку с крахмалом. Примерилась, на глаз добавила пару щепоток мелкой соли.
– Йоко, нагрей воды. Возьми уже кипяченую. До кипения не доводи, просто чтобы была горячая.
Взяла в руки венчик.
– Лей тонкой струйкой!
Масса под венчиком быстро загустевала. Юкки отложила венчик в сторону:
– Помогай!
В четыре руки вымешивали тесто долго, минут семь. У Йоко руки заболели с непривычки.
– Что, больно? – рассмеялась мать.
– Немного.
– Ничего, это пройдет. Привыкай.
Юкки завернула тесто в пленку, положила в холодильник.
– Помой руки. Давай посидим. Есть немного времени.
Она снова смотрела в окно поверх головы дочери.
– Знаешь, Йоко, ты уже большая. Теперь ты поймешь.
Присыпала стол мукой, достала охлажденное тесто.
– Будем раскатывать в две скалки, так быстрее. В семье у мужчины и у женщины одна жизнь на двоих. Но смысл этой жизни разный.
Юкки взяла два стакана, один отдала Йоко.
– Вырезаем кружочки! Так вот. Смысл жизни у них разный. Так устроен мир, что смысл жизни мужчины – умереть за его род.
– Почему, мама?
– Потому что мужчина всегда должен быть готов умереть за свой род. Даже если он проживет длинную-длинную жизнь и уйдет из нее просто от старости. Но он должен быть готов. Когда кто-то к чему-то готов, то нет разницы, произойдет это на самом деле или нет. Для того, кто готов, – нет различий. Кто готов умереть, живет так, словно он уже умер.
Юкки вооружилась маленькой ложечкой и стала раскладывать по кружочкам из теста мясную начинку. Йоко села на табуретку, положила руки на стол, опустила голову на руки, уперлась в них подбородком. Отсюда поверхность стола выглядела словно большая грядка, а мама казалась божеством, создающим прямо на грядке диковинные цветы. Йоко улыбнулась своим мыслям.
– Возьми кисточку, смажь краешки кружочков теплой водой. Сейчас будем закрывать наши бутоны! Аккуратно, полумесяцем…
Йоко повторяла движения вслед за матерью. Это оказалось не так просто, как поначалу ей представлялось.
– У женщины, Йо-Йо, смысл жизни другой. Смысл жизни женщины в том, чтобы выжить ради рода своего мужчины, потому что род ее мужчины – это и ее род тоже. Смысл в том, чтобы выжить. Теперь, Йоко, не мешкай! Переворачивай вовремя, чтобы не подгорели!
Юкки налила масло в горячую сковородку и начала рядами выкладывать получившиеся гедза по ее поверхности.