Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– «Как вверху, так и внизу; как внизу, так и вверху. Как внутри, так и снаружи, как снаружи, так и внутри». И неважно, существовал ли Гермес Трисмегист[16], или был придуман. Этот принцип, к моему прискорбию, соблюдается в реальностях неукоснительно.
– Почему «к прискорбию»?
Олаф поднял взгляд на Дока, даже не пытаясь скрыть грусть.
– Потому, мой старший друг, что и внизу, и наверху бардак. И потому, что я располагаю лишь отрывочными сведениями. Технология, какой мы обработали вас и ваших будущих детей, принадлежит ушедшей цивилизации.
– Что значит «ушедшей»?
– «Ушедшей» означает «уничтоженной». Такой цивилизации, от какой остались лишь отдельные артефакты. Они до сих пор работают – вы уже испытали действие некоторых из них на себе. Но ни объяснить, ни изменить – ни процесс, ни результат работы этих технологий – не может никто.
– Даже вы?
– «Как вверху, так и внизу». Все, что можем мы, чем мы поделились с вами, – это логистическая цепочка. Цепочка по доставке и запуску технологии, где вы были в роли субстрата. Теперь мы вместе с вами ждем результатов. Поверьте, мы заинтересованы в них в не меньшей степени, чем вы сами. Более того, мы снабдили вас ассистентами…
– Вы имеете в виду двух истуканов?
– Да, их. Им чужды человеческие эмоции. Они не обладают свободой воли. Но они имеют четкие знания и до автоматизма доведенные навыки, что понадобятся для выращивания и воспитания наших детей, – в тех областях, где вы бессильны, потому что не сталкивались до сих пор с такими аспектами бытия.
– Что вы имеете в виду?
– Те способности детей, что могут быть отнесены вами по незнанию к сверхъестественным. Однако в мире не было, нет и не будет ничего сверхъестественного. Вещи, что вы так называете, попросту отсутствовали в вашем предшествующем опыте – не более того. Поэтому нам с вами предстоит большая совместная работа. Народная мудрость, будь она неладна, гласит: «от осинки не родятся апельсинки». В нашем с вами случае народная мудрость дала сбой. Родятся, если приложить усилия.
– У нас теперь нет другого пути, Олаф. Мы уже вошли в игру. И отступать нам некуда.
– Нам тем более. Но это только первая половина проблемы. Есть и вторая.
– Какая?
– Для достижения сверхзадачи, то есть для защиты цивилизации и планеты от катастрофы, одних «новых людей» недостаточно.
– Что нужно еще?
– Нужна энергия. Достаточного качества, достаточной доступности и в достаточных количествах, чтобы запитать защитные технологии. И вот тут все обстоит гораздо хуже.
– А разве может быть что-то хуже того, что вы мне рассказывали раньше?
– Может. Может и есть, Док. Если про барабанчики наши сведения отрывочны, но у нас в руках, тем не менее, есть работающая технология, то с энергией – у нас нет ни установок, ни достаточного опыта для их создания.
– Что же делать?
– Решать задачу. Любой ценой. Потому что без ее решения все, что мы с вами затеяли, бессмысленно.
– Чем мы располагаем, Олаф?
– Весьма отрывочными свидетельствами, сведениями и документами.
Олаф открыл портфель и вынул из него небольшую коробочку.
– Это обыкновенный жесткий диск. Нужно, чтобы кто-то смог не просто разобраться в его содержимом, но и повторить инженерные ходы хотя бы до работающего прототипа.
– Мама…
Юкки обернулась. Дочь стояла на пороге спальни.
– Я не пойду сегодня в школу.
– Что-то болит, Йо-Йо?
– Нет. Просто не хочу.
– Почему?
– Не хочу, и всё.
Юкки и самой сегодня ничего не хотелось. Даже вставать с постели. Последние три года Док уезжал часто и надолго. Вот и сейчас его не было полтора месяца кряду. Без него жизнь замирала и Юкки съедала тоска. В одну из его отлучек Юкки отпечатала на фотопринтере большой портрет Дока с хемингуэевской трубкой и повесила на стену в спальне.
– Сними, – буркнул Док, вернувшись.
– Зачем снимать?
– Ну, так я здесь. А когда нас двое, это перебор. Я начинаю тебя ревновать к нему! – рассмеялся Док.
– Тебя так часто не бывает с нами, Доку.
– Все равно сними.
– Почему?
– Потому что я еще живой.
Юкки вышла на лужайку, взяла секатор и начала медленно, сосредоточенно обрезать розовые кусты. Йоко сидела возле открытого окна в своей комнате на втором этаже и, спрятавшись за занавеской, украдкой наблюдала за матерью. В нашем доме что-то стало не так, с грустью думала она. Поэтому мать не находит себе места. По вечерам блуждает по дому, словно сомнамбула. Поэтому тетя Кадри каждый день хватает ее в охапку и тащит пить кофе, да только после кофе мама возвращается еще грустнее, чем была.
Поэтому и самой Йоко ничего не хочется. Это так страшно, когда ничего не хочется. Когда отец дома, все вокруг расцветает. Везде пахнет его дурацкой трубкой, у Йоко от запаха чешется в носу и хочется чихнуть, а когда чихаешь, губы сами складываются в улыбку.
– Всё-всё, не буду, не буду, – смущается отец и выбегает с трубкой прочь из гостиной на крытую террасу.
– Да ладно, папочка, чихну сейчас, и все пройдет! – смеется Йоко.
Отец изменился в последние годы. Раньше Йоко чаще лица видела его макушку.
– Эй, Йо-Йо, малышка, иди скорей, будем на папе кататься!
Хватал, усаживал себе на шею. Так и таскал везде. Йоко нравилось кататься верхом на шее отца – «высоко сижу, далеко гляжу!», приговаривал отец, ускоряя шаг и специально наклоняясь на поворотах. Йоко повизгивала от притворного ужаса, хватая отца за уши, чтобы не выпасть из седла.
– Доку, она уже большая, – говорила мужу Юкки, – пусть своими ногами ходит.
– Ничего, находится еще, жизнь длинная. Йо-Йо, отправление папы через тридцать секунд! Мои любимые девочки занимают места согласно купленным билетам!
Макушка отца была гладкая, загорелая, обрамленная мягкими волнами седых волос, приятно пахнущих шампунем. А от рук Йоко, после хватания за отцовские уши, шел чудесный легкий аромат папиного одеколона.