В «Фэмили Марте» на Дзиннане в три утра пустынно, как в плохом музее. Док долго бродил по магазинным рядам, обрабатывая гугло-переводчиком ценники и надписи на коробках. Наконец, более-менее разобрался. Покидал в тележку, расплатился и, навьюченный пакетами, пошел по блестящим под фонарями лужам.

– Ты где был? – вскинулась испуганная Нэко, когда он открывал дверь.

– Не волнуйся, в магазин ходил.

– Ты же языка не знаешь…

– Ничего, я как папуас, жестами, – улыбнулся ей Док. – Завтра нам будет очень хотеться есть.

Юкки сворачивала футон, собираясь убрать в шкаф.

– Не спеши, не надо. Вскоре пригодится. А пока – туалет, душ и легкий завтрак.

Лежа под одеялом, Юкки с удивлением разглядывала барабанчик.

– Что это?

– Наш пропуск, Нэко.

– Куда?

– В завтра.

Придя в себя вечером следующего дня, Док постриг ногти ей и себе. Приготовил то ли завтрак, то ли ужин. С набитым ртом, не выпуская из руки здоровенный кусок пан-пиццы с салями, сказал:

– Собирайся не спеша. Через несколько дней улетаем.

Даже не спросила куда – просто прижалась щекой к плечу.

– Едем – значит, едем. А собирать мне нечего.

– Неправда, есть.

– Что?

– Меня не забудь!

– Уздечку надену!

– Тогда я спокоен.

Никогда еще Док не был так спокоен и уверен. В ней, в себе. В целом мире, в его будущем. Все будет как надо. Мы не подведем, ребята.

Тяжелый лимузин едва тащился по Мэйн-роуд в непонятно откуда взявшейся пробке за старым, продавленным, ощутимо присевшим на заднюю ось тук-туком[15]. Стальная клетушка, забитая под завязку бледнокожими туристами, ощетинилась во все стороны фотообъективами и селфи-палками, увенчанными прямоугольничками мобильных телефонов. Отдыхающие усиленно крутили головами по сторонам, щелкали фотозатворами, выполняя незатейливую обязательную культурную программу.

– Алеко, долго еще? – недовольно спросил с заднего сидения Джонни.

– Минут двадцать. А если что, так спокойно умножай на два, – Алеко с улыбкой взглянул в зеркало заднего вида.

Малеко с каменным лицом сидел на левом переднем рядом с Алеко.

Джон повернулся к Йоко:

– Вот не понимаю, зачем каждый день в школу ездить?

И тут же, обращаясь к водителю:

– Алеко, давай обгоним?!

– Нет.

– Почему?

– Сплошная.

– Ничего не будет, здесь камер нет.

– Получишь права, сядешь за руль – обгоняй. Можешь хоть в зал суда въезжать, не вылезая из-за руля.

– Какой зал?

– Где тебя будут водительских прав лишать. В лучшем случае. А то и до тюрьмы недалеко.

Йоко безучастно смотрела в окно. По обочине слева тянулась вереница мопедов. Самое обидное, мопеды и мотороллеры в итоге пробирались по краю дороги раза в полтора быстрее автомобилей. Вот и сейчас с лимузином поравнялся ржавый, обшарпанный кирпично-красный мопед с пожилым мужчиной с обветренным лицом за рулем. На его правом плече неподвижно восседала небольшая обезьянка. Увидев в окошке Йоко, обезьянка скорчила ей рожу. Йоко рассмеялась:

– Джон, смотри, какая милая!

– Ага, милейшая, – проворчал Джонни, привстал со своего сидения, облокотился на колени Йоко, прижался лицом к дверному стеклу и состроил обезьянке ответную физиономию. Обезьянка раскричалась, подпрыгивая на плече водителя мопеда. Йоко отпихнула Джона на его половину сиденья.

– Да вы как родные братья!

Тем временем мопед ускорился, ушел вперед и через полминуты скрылся из виду. Джон плюхнулся обратно.

– Йо́-йо, чего пихаешься?

– У тебя локти острые, мне коленкам больно.

– Ну, прости, я не хотел.

– Да ладно, я не сержусь.

Йоко привстала, наклонилась вперед и сказала на ухо сидевшему впереди нее мужчине:

– Малеко, а, Малеко, а включи радио, пожалуйста!

Седан выскользнул из продолжавшего еле ползти потока в поворот на поднимавшуюся в гору узкую дорожку и через две минуты остановился возле ворот на небольшом круглом пятачке. Похватав с пола салона рюкзаки, дети выпрыгнули из машины; толкая друг друга, втиснулись в калитку и наперегонки побежали к своим домам.

– Ма-а-м, мы приехали!

– Рюкзак на место, переоденься, руки помой и обедать! – послышался голос Кадри из кабинета.

– А где сегодня обедаем?

– Сегодня у Нэко.

– Ма-а-м, опять у нее, поди, удон со свининой и темпура?!

– Я не знаю. Не спрашивала. Тебе не нравится? – Кадри вошла в комнату Джона на втором этаже, потрепала его по щеке и поцеловала в макушку.

– Ну, мам…

– Что «ну»?

– Мне твои котлеты с борщом больше…

– Завтра будут тебе и котлеты, и борщ. И кисель могу сварить.

– Вот-вот, ма! И кисель обязательно! Пожалуйста!

После обеда дети выбежали на лужайку.

– Полчаса, и не опаздывайте! – выглянула из двери дома Нэко Кадри.

– Мы тут, – откликнулась Йоко.

– Ну, чего? – спросила у Джона.

– Да достали уже оба. Кевин опять на рожон лез. На большой перемене.

– Как?

– Да типа «я тебя уроню и растопчу».

– А ты?

– Что я?

– Ну – ты что?

– Ушел.

– Ну так правильно.

– Что правильно, Йо-Йо? Они все равно нарвутся, и мне придется отвечать. А я боюсь.

– Чего боишься?

– Поломать его боюсь. Алеко говорит, у меня не получается точной реакции.

– Почему не получается?

– Не знаю. Не получается, и всё тут.

– Джонни, полчаса есть. Пошли. Я покажу как. – Ну ладно. А то Алеко показывает-показывает, а я не понимаю.