и прижимает сильнее. Когда я немного успокаиваюсь, то помогаю ему стянуть свитер и испуганно ахаю, заметив несколько кровоподтёков. Рома морщится и пытается отшутиться, что день был неважный, но я, не слушая его, достаю аптечку и обрабатываю синяки. Несколько из них выглядят особенно плохо. Их я заклеиваю пластырем и умоляю парня не слишком активно двигаться, чтобы он не отклеился. Рома соглашается, только если я не выгоню его на диван и лягу сама. Я тоже соглашаюсь. Когда я опускаюсь на подушку, он притягивает меня к себе, целует в щёку, уголок губ и нос, и я смеюсь от щекотки. Мы засыпаем в обнимку, и я думаю только о том, что никогда его не отпущу.

10

Как вы думаете, что самое лучшее в утре? Знать, что кто-то ждёт, когда вы проснётесь.

Я поняла это за несколько секунд до того, как открыла глаза. Рома лежал рядом, улыбался и жмурился как кот. Я тоже улыбнулась ему, с трудом вспоминая вчерашний день, разговоры с Сашей и Ромины синяки.

— Ты такая красивая, — вдруг тихо сказал Рома, и я, кажется, мгновенно покраснела. Он рассмеялся, глядя на мою смущённую физиономию. — Я люблю смотреть на тебя, когда ты без маски.

— Так вот почему ты не следишь за дорогой, — ворчливо произношу я, садясь на кровати. Парень тянет меня за рукав.

— Полежим ещё немножко? Ты рано проснулась.

Я посмотрела на часы. Семь утра.

— Николь! Вот ведь!..

Рома снова смеялся. Я легла обратно, лицом к нему, положив руки под щёку. Парень легко обнял меня за талию, притянув ещё ближе.

— Мы не виделись почти два дня, — очень серьёзно произнёс он. — Рассказывай.

Я моргнула пару раз, пытаясь собраться с мыслями и сообразить, о чём он меня спрашивает. А потом рассказала об Артёме, наших разговорах и о том, как я встретила Генриха во дворе его дома. О ночёвке Николь и о её словах, о том, что поняла, что и мне не хватало нашей дружбы, о встрече с Пашей и его отцом, о самом Паше и об их неприязни ко мне, о том, как не могла найти себе места вечером и слонялась по квартире, о разговоре с Сашей… Когда я пересказала слова брата, Рома опустил глаза.

— Наверное, Саша прав, — тихо сказал он. — Я поступил ужасно… Ты и вправду заслуживаешь лучшего.

Я поднимаю его за подбородок, вынуждая посмотреть мне в глаза.

— Если лучшее — не ты, то мне оно не нужно.

Парень как-то прерывисто выдыхает и притягивает меня к себе, обнимая. Я бормочу куда-то в ключицу.

— Саша просто ревнует. На самом деле ему всё равно.

Рома задумчиво гладит меня по голове.

— Если он ревнует, ему не всё равно.

— Он мой брат.

— Да. Конечно.

Мы лежим обнявшись, и я сцепляю руки в замок у него за спиной. Кажется, я проваливаюсь в сон, потому что через некоторое время звонит будильник. Вставать не хочется, но Рома как-то сразу подбирается, мягко выбирается из моих рук и, улыбаясь чему-то, начинает одеваться. Я быстро осматриваю его синяки, провожу по ним пальцами. Парень вдруг сгибается пополам.

— Ай! Щекотно!

— Ты что, щекотки боишься?! — удивлённо спрашиваю я и, не дожидаясь ответа, перехожу в наступление. Мы падаем обратно на кровать. Рома хохочет и отбивается, но я не отстаю. Увлёкшись, я не замечаю, что дверь в комнату открыта, и на пороге стоит Саша. Когда я оборачиваюсь, у него на лице абсолютно нечитаемое выражение. И мне становится не по себе.

— Доброе утро, — звучит как обвинение. Брат разворачивается, аккуратно прикрывает за собой дверь и уходит. А я понимаю, что вот-вот упущу момент, когда всё ещё можно исправить, объяснить, вернуть. Я вскакиваю и бегу за ним, буквально плечом открывая дверь в его комнату, врываясь, не давая опомниться.

— Сашка!

На моём лице недоумение, страх, обида. Я держу себя, чтобы маска не скользнула обратно, и потому ощущаю неловкость. Как будто борюсь сама с собой. Но сейчас нам обоим нужна искренность.

Брат смотрит на меня удивлённо, но нечитаемое выражение никуда не исчезает. Я упрямо не называю его болью, ревностью, тоской. Я не хочу строить догадки, я хочу понять.

— Саша…

Он сидит на своей, как всегда, идеально застеленной кровати. Я опускаюсь на колени перед ним.

— Что ты… Садись, — неуверенно говорит он, отворачиваясь, но я не двигаюсь.

— Поговори со мной, — прошу его.

— О чём?

— О чём угодно! Только не молчи, прошу тебя!

Саша смотрит мне в глаза, тяжело вздыхает.

— Вы с Романом… Вы… — ему трудно говорить. Он останавливается, снова смотрит на меня. — Ладно, не важно. Забудь. Собирайтесь, а то опоздаете.

Я должна переспросить. Я должна выяснить всё раз и навсегда. Но я не останавливаю брата, когда он поднимается на ноги и идёт к дверям. Я не двигаюсь с места, обнимая колени. Я просто тихо надеваю маску и пытаюсь ни о чём не думать. Момент упущен, кажется, навсегда.

В коридор я выхожу уже совсем весёлая. Улыбаюсь маме, обнимаю её, помогаю приготовить завтрак, весело парирую обвинения в том, что я веду себя странно, "похищая" Романа Антоновича и запирая дверь на ключ… На этом месте сердце пропускает удар. Если я закрыла дверь на ключ, почему утром она оказалась открытой?.. Но додумать свою мысль до конца мне не даёт Рома, который подгоняет меня изо всех сил. Мы вылетаем из дома, бежим к машине на перегонки, и я проигрываю, останавливаясь на полпути.

— Я сумку забыла!.. — Рома хохочет, а я обиженно поджимаю губы, но тоже не выдерживаю и смеюсь. Возвращаюсь к подъезду и сталкиваюсь с Сашей. У него в руках моя сумка.

— Спасибо большое! — я обнимаю брата и осторожно заглядываю ему в глаза. Он улыбается, треплет меня по голове.

— Пожалуйста, Маша-растеряша.

Мы смеёмся, прощаемся, как ни в чём не бывало. Я сажусь рядом с Ромой и закрываю глаза. Как мне не хочется думать об этом…

— Эй, как ты?

Рома снова пристально смотрит на меня. Я улыбаюсь.

— Ты больше не исчезнешь?

Парень слегка хмурится.

— Не знаю, Алён. Но я постараюсь.

— Спасибо. Спасибо.

— Ты… Не будешь меня ни о чём спрашивать?

Я медленно качаю головой. Он сам сказал, что не может довериться мне. Сам просил не требовать слишком многого. Я не буду. Мне достаточно его любви.

— Мне кажется, я тоже тебя люблю, — с тихим смешком произношу я, искоса посматривая на Рому. Он жмёт на тормоз, и мы останавливаемся посреди двора.