Билл Гейтс в отличие от Таньки ничего плохого Арсению не сделал. Это не он променял Федьку на арбузы. То есть на компьютерные технологии… Билл – хороший парень, а вот Татьяна…

Мысли в голове путались и становились какими-то дурными. Арсений ощущал это и даже немного радовался наступлению долгожданного состояния отупения. Ведь затем и пришел сюда, чтобы отупеть как следует. Отключиться, отдохнуть, сбросить с плеч непомерный груз. Пусть потом снова придется его поднять и тащить на себе всю оставшуюся жизнь – все равно передышка необходима…

В этот момент в кабинете и появилась Ася.

Вошла бесшумно, как всегда, и даже дверь, которая в последнюю неделю стала слегка поскрипывать, отворилась абсолютно без звука, как будто почувствовав ответственность момента.

Арсений сидел за столом, низко опустив голову, обнимая руками ополовиненную бутылку «Гжелки». Он не услышал, но почувствовал, что Ася вошла в кабинет. Вяло подумал: надо бы прогнать ее, а на будущее предупредить, что к начальнику в кабинет без стука не входят… А в воскресенье к начальнику в кабинет не входят в принципе, ни без стука, ни со стуком… И какого черта приперлась?

– Ну? – прохрипел он, поднимая глаза. – Чего пришла? Звали тебя?

– Нет, – прошептала Ася, сразу же напомнив себя прежнюю, неуверенную и робкую «институтку».

И зачем-то подошла ближе.

– Тогда чего пришла? – все так же хрипло спросил Арсений, внезапно ощутив какое-то нехорошее предчувствие. Было ужасно стыдно от того, что она видит его сейчас, пьяного и несчастного, с красными глазами, слабого, загнанного в угол. Невыносимо хотелось, чтоб она ушла поскорее.

Но Ася не уходила.

Стояла молча и смотрела на него. Но смотрела не с жалостью, а как-то…

Как-то совсем по другому.

– Ты чего? – спросил Арсений, почти пугаясь этого непонятного, нерасшифрованного взгляда.

А она подошла еще ближе, вплотную, наклонилась – и поцеловала его в губы. Поцеловала жарко и неистово, и жар этого поцелуя накрыл его с головой, как высокая и сильная волна. И он вдруг понял, как она нужна ему сейчас… Нужна просто позарез… Что если вот сейчас, прямо сию минуту, не случится между ними ничего, то его просто разорвет на куски от горя…

Женщины у него не было уже полтора года.

Ася оказалась податливой и мягкой, как пластилин. В голове шумело набатным звоном, в окно застучали вдруг капли дождя.

«Что ты делаешь, что ты творишь?» – спрашивал он себя, грубовато стаскивая с нее кофточку из тонкого батиста и отвечая на ее поцелуи почти укусами, от которых она тихонько повизгивала.

Все было как в плохом кино. Уже через минуту он перегнул ее через стол и вонзился в нее с такой силой, что от удара зашатался, едва не упав с края стола, стакан с недопитой «Гжелкой». Ася застонала – едва ли от наслаждения, скорее от страха. Он погладил ее по худой спине, коснувшись пальцами выступающих, как крупные орехи, позвонков, что-то шепнул на ухо – то ли извиняясь, то ли извиняя… И больше уже не останавливался, ощущая необходимость каждого удара, словно вбивая гвозди в крышку гроба своей несостоявшейся жизни. Упал на пол стакан с водкой, вслед за ним полетела бутылка, плазменный монитор медленно сполз со стола и свалился вниз с громким стуком.

Последней упала фотография.

Потом они долго сидели вдвоем в кабинете, напоминающем опустошенное поле битвы. Медленно одевались и о чем-то разговаривали. Арсений не поднимал глаз, чувствуя, что от стыда готов провалиться сквозь землю. Ася тоже смотрела мимо, на ходу ликвидируя последствия «сражения». Открыла пошире окно, чтобы выветрился запах разлившейся по полу водки. Притащила откуда-то щетку, убрала осколки, установила на прежнее место плазменный монитор, который с виду, казалось, и не пострадал вовсе.

Арсений наблюдал за ней исподлобья.

На секунду замешкавшись, она наклонилась, чтобы поднять фотографию.

– Не надо, – сказал он тихо и вдруг почувствовал: она сейчас подойдет…

Подойдет и обнимет его, и станет гладить по голове, успокаивая, и шептать какие-то ласковые слова, которые он последний раз слышал в детстве… И он ничего, ничего не сможет с этим сделать, потому что сам ужасно этого хочет…

Хочет – но ведь не имеет, черт возьми, на это никакого права!

Она подошла. И на самом деле обняла его, и провела пальцами по волосам, взъерошив их, и сказала ему, чтобы он успокоился, и пообещала, что все будет хорошо… И как-то так умело она это сказала, что Арсений впервые за долгое время вдруг поверил: а ведь и правда, теперь уже точно все хорошо будет…

– Спасибо тебе, – глупо сказал он, когда она уже приоткрыла дверь, чтобы выйти из кабинета.

Ася ничего не ответила, только молча кивнула и закрыла за собой дверь.

«Скотина!» – обругал он себя.

Потоптался немного на месте, прислушиваясь к звукам за стеной. Дождался, когда хлопнет входная дверь. Закрыл окно, поднял с пола фотографию под растрескавшимся стеклом и, не глядя, швырнул в мусорную корзину. Потоптался еще немного на месте и вышел из кабинета, твердо решив, что напиваться вот до такого скотства он больше никогда не станет, а с Асей непременно в понедельник поговорит, расставит все точки над i, чтобы она не подумала ничего такого, чтоб не обнадеживала себя и не рассчитывала на продолжение отношений…

Но Ася, как выяснилось на следующий день, ничего «такого» и не подумала. Продолжала вести себя так, словно между ними ничего не случилось, и к концу недели Арсений уже всерьез задумывался над тем, не приснилось ли ему все это.

Оказалось, все-таки не приснилось.

Первым и явным доказательством было отсутствие на столе злополучной фотографии.

К тому же вскоре выяснилось, что теперь, оставаясь с секретаршей наедине, он начинает ее бояться. И себя начинает бояться тоже. И непонятно было, кого он боится сильнее и отчего вообще этот страх.

Ася, вероятно, была ясновидящей и умела прекрасно читать мысли на расстоянии.

Однажды, во время очередного приступа этого страха, она подошла к нему, обняла за плечи и тихо шепнула, коснувшись губами щеки:

– Ты зря меня боишься. Я не кусаюсь.

Арсений промолчал в ответ, глядя на нее ошарашенно.

Но с тех пор страх прошел. Общая тайна так и осталась тайной, о которой за прошедший год не узнал никто из сотрудников. А между ними сложились странные, совершенно непонятные какие-то отношения. Иногда Арсению казалось, что маленькая, хрупкая и тихая Ася – его старшая сестра. В ее присутствии он начинал чувствовать себя маленьким мальчиком, иногда злился от этого, но со временем начал ценить это ощущение полной расслабленности, отсутствие необходимости выглядеть сильным, грубить в ответ на проявление жалости или сочувствия.

Они называли друг друга на ты, когда рядом не было никого из посторонних, и могли подолгу беседовать о чем-то очень личном. Несколько раз она даже приходила к нему домой. Буднично заваривала ароматный чай с совершенно особенным вкусом, рассказывала какие-то смешные истории и играла с Федькой в настольный хоккей. Арсений немного стеснялся присутствия Аси, опасался, что у Федора могут возникнуть вопросы, на которые у него нет ответов. Но Федька, похоже, воспринимал Асю как свою ровесницу и даже подумать не мог, что эта «девочка» может играть какую-то женскую роль в жизни его папы.