– А разве он у меня есть?

– Есть. Выбор всегда есть, каким бы он ни был тяжелым… Если ты выйдешь через эту дверь вместе со мной, я должен быть в тебе стопроцентно уверен. Ты даешь мне свое слово чести, слово офицера, что будешь выполнять все приказы и достойно воевать с «красными», не ища смерти в бою? Ты готов?

Я внутренне напрягся. Да, несмотря ни на что, это был выбор. И на этот раз покинуть конфликт я не смогу. Так что остается решить, на чьей стороне я пойду до конца. Что-то гложет меня, есть какое-то нехорошее предчувствие… Но разве не этот выбор сделал в свое время мой отец? Разве, в конце концов, не у нас с матерью отняли Отечество?

– Да. Я готов.

– …Приготовились!

Мое тело замерло в стойке, только кисть правой руки со стиснутым в ней «ножом» плавно рисует восьмерки. На оппонента можно смотреть как в зеркало: корпус повернут вправо, левая рука поднята вверх, прикрывает голову. Только не как в боксе, параллельно туловищу, а чуть впереди, под углом в 45 градусов к земле. Одним словом, отражение.

– Бой!

Мы начинаем двигаться синхронно, делая обманный выпад и заканчивая его резким доворотом клинка к себе. Такой удар режет руку чуть ниже кисти, что заставляет противника выронить нож. Но сейчас наши клинки встретились друг с другом, а не с плотью.

Бездумно наношу от плеча режущий удар в голову. Дитрих приседает, его встречный выпад достигает моего живота.

– Стоп! Мещеряков, ранен. Приготовились!

Секунда, чтобы принять стойку.

– Бой!

Чуть смещаясь влево, я атакую справа сверху-вниз режущим («пластающим») ударом. Противник отклоняется назад и тут же контратакует прямым уколом, но я с повторного замаха «режу» вооруженную руку. Третий взмах, еще один пластающий удар, направленный по диагонали в горло – но Дитрих свободной рукой перехватывает кисть у своей шеи. Сбиваю ее резким ударом левой, мгновенный перевод атаки в прямой укол, но противник успевает развернуться к клинку. Тот задевает его только по касательной.

– Остановка! Дитрих, дважды ранен! Мещеряков, двигайся быстрее! Приготовились!

Принимаем стойку.

– Бой!

Провожу прямой укол в живот с максимальной скоростью, на которую способен. Тщетно. Дитрих успевает сбить вооруженную руку левой, правой же сам наносит ответный выпад. Сбиваю его свободной, мгновенный укол – и также сбит. Контратака противника – сбиваю и, резко приседая, «пластую» ножом наружную часть его правой ноги. Дитрих рубит сверху вниз, но левой я успеваю блокировать атаку и еще раз «режу» запястье. Укол – прибалт успевает сбить выпад, падает на колени и подсекает меня под щиколотку.

– Остановка! Дитрих, тебе порезали бедро, могли задеть артерию. Порезали руку. После боя ты потерял бы сознание и истек кровью. Формально ты проиграл, но борьбу в конце включил красиво, молодец.

Мещеряков, эта схватка твоя. Грамотно атаковал нижний уровень, но твой режущий удар должен быть короче. После защиты ты отвел руку слишком далеко, из-за этого проиграл во времени. Буквально секунду, но Дитрих успел среагировать.

…Ножевому бою в «учебном» батальоне нас учат очень плотно, поскольку специфика «работы» подразделения подразумевает вступление в максимально плотный контакт с противником. Настолько плотный, что удобнее будет не стрелять, а работать ножом…

– …Перед вами специальный нож сотрудников НКВД, известный как «финка НКВД». Именно от финского ножа он позаимствовал форму клинка и частично – форму рукояти. Однако обращаю ваше внимание на имеющуюся гарду и специальный упор для указательного пальца. Именно эта деталь делает этот нож боевым оружием. «Почему?» – спросите вы. Отвечаю.

Областей для поражения человеческого тела клинком не так и много. Сразу уточняю, что речь идет о максимально быстром и эффективном уничтожении врага, а не попытках его ранить, самообороне и прочее. Нет.

Для того чтобы быстро ликвидировать противника ножом, наиболее эффективно нанести «тычковый», пронзающий удар в брюшную область или в горло. Впрочем, для атаки шеи также подходят режущие, «пластающие» или рубящие удары.

Однако самой короткой и, как следствие, внезапной является атака в живот. И вот то, чего не знают новички: брюшную область как кольчуга защищает довольно мощный и толстый слой мышц. Для того чтобы пробить его, вам потребуется сильный и резкий удар. Но в то же время, если он будет нанесен неправильным оружием, к примеру – легким ножом, не имеющим упора, то скорее всего вы просто получите крепкий порез пальцев, соскользнувших по лезвию.

Также малый вес этого оружия делает его неудобным при метании. Предельная дистанция для броска финкой составляет три метра. К слову, спектр ситуаций, когда вы достали нож, но, вместо того чтобы колоть или резать, метаете его, чрезвычайно ограничен. Но при этом важно знать следующее: при правильном броске глубина проникания клинка вдвое превышает глубину, полученную при самом сильном ударе.

Боевые ножи, состоящие на вооружении абвера или СС, более практичны и применимы, однако вы должны эффективно владеть штатным оружием врага. Хотя финка НКВД не относится к вооружению и выдается как вещевое довольствие. Это означает, что уставной формы ношения этого оружия нет, что очень для вас удобно. Его можно вешать на пояс, можно носить «по-уголовному» в голенище сапога, можно убрать в вещмешок, только вот последнее для вас не подходит. Вы должны иметь нож ВСЕГДА под рукой, поскольку нет более удобного оружия для внезапного нападения.

И, спросите вы, в чем искусство владения ножом? Я отвечу. Оно заключается в том, чтобы максимально скрытно его использовать. То есть так, чтобы ваш противник догадался о наличии у вас холодного оружия только тогда, когда оно окажется в его теле. Все понятно?!

– Так точно!

…Боевые инструкторы абвера – большие профессионалы своего дела. Сразу после того, как я очутился в лагере, я понял, что готовить из нас будут не агентурных или войсковых разведчиков, а диверсантов. Причем диверсантов самой высокой квалификации. Об этом говорил запредельный уровень подготовки наших инструкторов и то, какими методами они вдалбливали в нас свои знания…

…Лагерь военнопленных мы покинули буквально в течение часа, и бо́льшую часть этого времени мы прождали, пока заберут моих боевых товарищей. Я должен был знать наверняка, что они не попадут в руки эсэсовцев. Прощаться с сослуживцами мне запретил капитан, впрочем, у меня и самого таких мыслей не возникало.

За это время я успел написать короткое письмо домой. Капитан пообещал мне, что его отправят из того же лагеря, в который переведут моих парней. Я постарался ограничиться короткими фразами, из которых следовало, что я нахожусь в плену, со мной все хорошо и что меня планируют перевести в Польшу, так как я русский по происхождению. Дурацкая придумка, но на войне бывают и более нелепые вещи. Для Дуниши я подписал одну маленькую строчку: