– Ульяна!!!

Сейчас‑сейчас!Кладу верхнюю булочку, заворачиваю… Кривоватенько, конечно, получилось, но,думаю, сойдет для первого раза. Все, забирайте! Теперь надо сделать…

– Салатовощной!

– Ножек!

– Крылышек!

– Хрюкерсов!

– Гамбургер!

– Фишбургер!

– Быстренько,быстренько!

Господи, да этопросто ужас! То надо, это надо… все надо! И на все я одна!

– Ульяна,гости ждут!

Да пусть хотьобождутся! Могли бы и дома поесть! Неужели никто из них не отнесется спониманием к тому, что я просто физически НЕ УСПЕВАЮ?!

Я носилась какугорелая от морозильника к тостеру, от тостера к разделочному столу, от стола кфритюрнице, от фритюрницы к тепловому шкафу. Хваталась то за одно, то задругое, то за третье, постоянно слышала окрики и в итоге не могла сделатьничего. Внутри назревала истерика. Хотелось бросить все, убежать, упасть изаплакать от истощения и бессилия. В итоге я действительно растянулась. Прямона кухонном полу. Поскользнувшись на раздавленной котлете.

На грохотприбежали Таня с Колей.

– Ты жива?

– Ох, ну тути грязища! Таня, помоги ей. Я один пока что в баре справлюсь.

Вместе с подругоймы более‑менее разгребли весь этот кошмар, который на меня навалился.Увидев, как ловко получается у Татьяны жарить курицу, складывать бутерброды ирезать неподдающиеся помидоры, я потребовала передать кухню ей, а себяперевести в бар помощницей кассира.

– Ну, того‑этого,ладно, – ответил начальник.

Бегать заприлавком взад‑вперед, принося и складывая на подносы гостей бутерброды,жареную картошку и газировку, оказалось заметно легче, чем выбиваться из сил накухне. Правда, приходилось еще и как‑то успевать прибираться в зале, ноэто все равно было лучше, чем жарить и резать. Первое время я исправно собиралазаказы и успешно покрикивала на Татьяну, возившуюся по ту сторону бутербродногостеллажа. Количество просыпанной на пол картошки не превышало 10 % отобщей массы, а время обслуживания клиента было всего в три‑четыре разабольше норматива. Вот только один важный недостаток работы за прилавком,которому я поначалу не придавала особенного значения, начал сказыватьсядовольно быстро. Этим недостатком было присутствие посетителей и необходимостьс ними общаться.

И кто бы могподумать, что народ у нас в стране такой привередливый! За полчаса работы вбаре мне пришлось выслушать не меньше десяти претензий. Одному не нравилось,как криво завернуты сэндвичи, другой жаловался на подгоревшие крылышки, третийобругал сделанный тяп‑ляп овощной салат… Перед каждым гостем Колеприходилось рассыпаться в извинениях, так, как будто в том, что пища плохоприготовлена, виноват он, а не мы с Танькой. Меня мененеджер не ругал, ночувство стыда от этого было только больше. Никогда еще я не ощущала себянастолько слабой и никчемной!

Толпы гостейздорово потрепали нам нервы, но это, как оказалось, были только цветочки.Заявившаяся около полудня расфуфыренная девица превзошла всех критиканов,вместе взятых.

Она бросилась мнев глаза сразу, как только зашла: бело‑желтые нарощенные волосы до пояса,черные очки в пол‑лица, толстые губищи, надутые силиконом, ярко‑красныеискусственные когти, узкие джинсики, открывающие поясницу, туфли на каблуках,блестящая кофточка – ее я, заядлый читатель журналов, мгновенно определила какчасть новой летней коллекции Дольче и Габбаны. И почему‑то сразу ощутиланеприязнь к этой особе. До того сильную, что сама удивилась! Это было тем болеестранно, что пару дней назад, встретившись с такой разряженной девушкой, янавярняка признала бы в ней родственную душу и захотела бы подружиться. Что жеслучилось? Почему вместо того, чтобы обрадоваться гостье, я подумала:«Кривляка! Наверняка она не умеет ни готовить салаты, ни жарить куриные крылышки!И вульгарная такая! Дали бы девицу мне – я бы ее в два счета переодела…»

– А что это увас такой бардак? – выдала гостья в ответ на Колино приветствие. –Подносы со столов, что, не судьба убрать?

Менеджер вежливоизвинился. Не объяснять же этой выпендрежнице, что сегодня его подвела всясмена.

– Ладно… –гостья скорчила такую рожу, как будто делает нам одолжение тем, что заказываетеду. – Что у вас тут, гамбургеры? Фу! Такую дрянь не ем! Налейте чаю. И,пожалуй, слайсик кэррот кейка.

– Кусочекморковного тортика? – на всякий случай переспросил Николай.

– Вы что,глухой?! Или русского языка не понимаете?! Слайсик кэррот кейка, я сказала!

«Интересно, закаким лешим она перевела название блюда на английский язык?» – подумала я,разыскивая полиэтиленовую перчатку.

– С вас стодесять рублей, – сказал Коля.

– Ничегосебе! Ну обалдели! Так дорого, блин! Сто рублей – попить чаю в колхознойстоловке! Сдурели! Вот жадность‑то, а!

Гостья перебиралаобзывательства, видимо, не догадываясь, что те, кого она обвиняет в жадности,отнюдь не назначают цен в кафе и получают за час меньше, чем стоит ее «кэрроткейк». Коля ничего не отвечал на оскорбления. Я тем временем столкнулась снепредвиденными трудностями.

Пирожные и тортикиобычно брали с витрины одноразовой полиэтиленовой перчаткой, и я находила этодовольно удобным. Только вот иметь дело с морковным тортом мне пока неприходилось. Он оказался таким мягким, что грозил превратиться в кашу отмалейшего прикосновения. К тому же тот кусок, который я попыталась оторвать отбольшого блюда, выставленного на витрине, как назло, прилип. Не взять ли другойклин? Я протянула руку…

– Тычего?! – зашептал еле слышно начальник. – Мы же договаривались:тортики продаем только по часовой стрелке! Они же там в соответствии со срокамихранения разложены!

Вот блин! Пришлосьвернуться к прежнему, прилипшему куску. После нескольких моих попыток поднятьего и перенести на тарелочку «слайс» разлепился по линии крема на верхнюю инижнюю половины, обе измятые, совершенно непрезентабельные и с отпечатками моихпальцев.

– И вамхватит наглости подать мне эту раздавленную какашку? – живопоинтересовалась клиентка, наблюдавшая за процессом. – Господи, ну исервис! Никогда в жизни не приду больше в эту рыгаловку!

– Небеспокойтесь, мы все заменим, – невозмутимо ответил Коля, пока я счищала сблюда и убирала на отдельную тарелочку останки погибшего «слайса». –Ульяна, вон там есть лопатка для торта!

– Где? –Я огляделась.

– Вот,ворона! – прокомментировала посетительница.

У меня отнакопившейся усталости, нервотрепки, голода (было пора обедать) и обиды слезыподступили к глазам.