Как-то она не учитывает при этом специфику городских мужиков. Они, даже когда и есть, отнюдь не всегда горазды по части починки заборов и крыш. Например, мой покойный папа. Даром что инженер, ни одного гвоздя вбить не мог. Не выходило у него. Да и второй покойный муж мамы (физик, между прочим, атомщик, академик) тоже совсем ничего руками делать не мог. Те три года, что мать с ним прожила, абсолютно все сама делала. Говорила: во-первых, у него работа напряженная, времени нет ерундой заниматься, а во-вторых, самой безопаснее. К тому же он был намного старше матери. Она его тоже йогой увлекла. Его дети от первого брака до сих пор убеждены, что он через эту йогу и помер.

Скончался он скоропостижно. Едва это случилось, они тут же выставили мою маму из квартиры. Разрешили только одежду забрать. А еще обвинили ее в его смерти. Но мама не обиделась. Считала, что они повели так себя от горя. А брать ничего и не собиралась. Они с мужем сразу договорились: все, что им нажито, достанется его детям.

— Зато, — любит повторять она, — у меня с ним было три самых счастливых года в жизни, и их у меня никто не отнимет!

Словом, мама пребывала в деревне, Надька с утра упорхнула, толком не объяснив, ни куда пошла, ни когда вернется, а я занялась хозяйством.

Пар в утюге шипел, куча белья медленно, но верно уменьшалась, а на экране телевизора готовили какое-то потрясающе экзотическое тайское блюдо. Когда повар приступил к резке желто-коричневой мякоти плода манго, мне показалось, что хлопнула входная дверь. Я прислушалась. Из прихожей до меня донеслись голоса. Похоже, Надька пришла не одна.

Потом за моей спиной мужской голос сказал:

— Здравствуйте.

Я повернулась. В дверном проеме и впрямь стоял мужчина. Взрослый. Чуть ли не мой ровесник. Я даже испугалась: неужто дверь запереть забыла и кто-то чужой забрел! Но нет. В следующий миг рядом с мужчиной возникла Надька.

— Ты разве дома? — недовольно посмотрела она на меня.

А мужчина подхватил:

— Надюша, что же ты от меня скрывала, что у тебя сестра есть?

— Это мама, а не сестра, — сердито бросила моя дочь.

А мне его слова были скорее приятны. Впрочем, нас уже не в первый раз за сестер принимают. Я хоть и не столь субтильная, как моя мама, но больше тридцати пяти никто не дает. Надежда же у меня девушка крупная, видная, не побоюсь сказать, яркая, как говорит моя мама, в своего папу пошла.

И все эти данные в сочетании с серьезным выражением лица добавляют ей возраста. Незнакомые люди полагают, что ей лет под тридцать. Вот мы и смотримся сестрами, а не мамой с дочкой. Правда, часто я и не чувствую себя мамой, настолько Надежда рассудительнее меня, практичнее и увереннее в себе. Я вечно сомневаюсь, комплексую, мучаюсь, а она берет и делает. И что характерно, у нее всегда все в результате получается, а я часто упускаю возможности и оказываюсь в проигрыше.

— Мама? — продолжал с удивлением таращиться на меня он. — Такая молодая!

Выражение его лица меня страшно рассмешило.

— Успокойтесь, я не в тринадцать лет ее родила, а в восемнадцать, — объяснила я, потому что он производил в уме совершенно определенные подсчеты.

Ох, как он смутился! Покраснел! Засопел. И даже, кажется, вспотел.

— Вы меня извините. Я ничего такого не имел в виду.

— Ну, мать, ты даешь, — осуждающе покачала головой моя дочь. — Зачем людей пугаешь!

Настала очередь смутиться мне.

— Да я, в общем, тоже ничего… Кстати, меня зовут Вера Павловна. — Я протянула ему руку.

Он с такой осторожностью пожал мои пальцы, словно боялся, что они рассыпятся.

— А я, знаете, Родион Александрович. — И, чуть-чуть помолчав, зачем-то добавил: — Щетинин.

— А мы, как вы, наверное, уже знаете, Ласточкины. Добро пожаловать в наше гнездо.

— Мать, перестань кривляться, — поморщилась Надька. — Неостроумно.

— Как-то нехорошо ты с матерью разговариваешь, — нерешительно осудил ее Щетинин.

— Не обращайте внимания, я привыкла. Надя у нас строгая. Меня и бабушку каждый день воспитывает. И, знаете, иногда вполне по делу.

— Всегда по делу, — невозмутимо заметила моя дочь. — За вами обеими глаз да глаз нужен. Кто хуже, не знаю. Вероятно, все-таки бабка. Она у нас из подросткового возраста еще не вышла.

Родион теперь взирал на Надежду с нескрываемым ужасом. Сейчас кавалера потеряет, пронеслось у меня в голове. Испугает мужика. Хотя, может, и к лучшему. Староват он для нее. И я решила немножечко смягчить ситуацию.

— Не обращайте внимания. Это мы так шутим.

— Ты, может, и шутишь, а я всерьез, — отвергла мое заступничество Надежда. — Бабка у нас совершенно безбашенная. Несколько лет назад свистнула у меня ролики и отправилась на Поклонную гору кататься. Рассекать с молодежью.

Родион переводил окончательно ошалевшие взгляды с меня на дочь. Видимо, представил себе этакую косматую седую ведьму на роликах вместо метлы.

— И что? — выдохнул он.

— Да ничего, — хмыкнула Надежда. — Ни единого синяка! Мы с ней потом эти ролики целый год делили. Кто первый успеет схватить, тот и катается.

— А вы? — цепко оглядел меня с ног до головы Щетинин. — Тоже на роликах любите.

— Нет, по части риска у нас специалисты Надежда и бабушка. Это они экстремальные развлечения любят, а я предпочитаю крепко на земле стоять.

— А я на мотоцикле люблю ездить, — неожиданно сообщил Родион.

— Правда? — первый раз за все время нашего разговора заулыбалась Надежда. — Никогда не пробовала! Покатаешь?

— Если мама разрешит, — выжидающе посмотрел он на меня.

— При чем тут она? — возмутилась дочь. — Я взрослая, совершеннолетняя и самостоятельная. И тебя, между прочим, на своей машине катаю.

— А у вас своей нет? — вырвалось вдруг у меня.

— Ну конечно же, есть, — даже как-то обиделся Щетинин. — Просто она сейчас на сервисе. Вот Надя сегодня и согласилась любезно меня повозить.

— Не дашь на мотоцикле поездить — забудь о моей любезности, — отрезала Надежда.

Он опять посмотрел на меня. Идея с мотоциклом мне не слишком нравилась, но разве Надю удержишь. Разве что раззадоришь своими протестами. Вот я и махнула рукой.

— Это ее личное дело.

— Так когда мотоцикл дашь? — Надежда всегда кует железо, пока горячо.

— Да хоть завтра.

— Вот и договорились. А теперь, Родик, пошли, нам пора.

— Куда? — изумился он.

Кажется, я поняла. Они собирались посидеть здесь, думая, что меня нет дома.

— Нас ждут, — сурово глянула на него Надя.

— Ах, да, конечно, — понял намек он. — Совсем, знаете, Вера Павловна, э-э, позабыл.