Впрочем, дальнейшее я знаю понаслышке. После аварииотчетливо помню только одно: как я умерла.

У меня случилась, что называется, «клиническая смерть».Только, можете мне поверить, никакая она не клиническая — самая что ни на естьнастоящая. Вот только что мы с сестрой сидели на заднем сиденье папиногокомпактного внедорожника, голова Лютика лежала у Райли на коленях, хвост собакимягко постукивал меня по ноге, а в следующий миг, хоп — надулись воздушныеподушки, машина — всмятку, а я смотрю на все это со стороны.

Смотрю я, значит, на все это безобразие — осколки стекла,искореженные дверцы, передний бампер стиснул сосенку в смертельном объятии — ипонять не могу, что же такое произошло, а сама молюсь: хоть бы наши были живы,успели выбраться, как и я. Тут слышу знакомый лай, оборачиваюсь и вижу: они всебредут куда-то но дорожке, а Лютик, виляя хвостом, скачет впереди.

Я за ними пошла. Поначалу бегом — все старалась догнать, апотом приотстала: захотелось прогуляться по огромному душистому лугу, гдедеревья словно пульсируют, а цветы трепещут. Только глаза пришлось зажмурить, ато вокруг все расплывалось в сияющей бликами и отсветами дымке.

Я все говорила себе: совсем чуть-чуть погуляю и побегу заними. А оглянулась — только и успела увидеть, как они улыбаются мне и машут руками,а потом шагнули на мост и вмиг исчезли.

Как я перепугалась! Кидаюсь туда, сюда — а вокруг всеодинаковое: белое, теплое, сияющее, мерцающее… Вечный прекрасный дурацкийтуман. Я упала на землю, меня колотил озноб, я вся дергалась, корчилась,плакала, кричала, ругалась, умоляла, обещая невесть что, хоть и знала, чтоникогда ничего не смогу исполнить.

А потом вдруг слышу, кто-то говорит:

— Эвер? Тебя так зовут? Открой глаза и посмотри наменя.

И тут я выплыла на поверхность. Назад, туда, где толькоболь, и горе, и что-то мокрое и горячее на лбу. Я уставилась на склонившегосянадо мной парня, прямо в его темные глаза, и прошептала:

— Я — Эвер…

И опять потеряла сознание.

За пару секунд до того как мистер Робинс войдет в класс, ясбрасываю с головы капюшон, выключаю плейер и делаю вид, что читаю книгу. Дажеглаз не поднимаю, когда учитель говорит:

— Ребята, это Деймен Августо. Он приехал к нам изНью-Мехико. Так, Деймен, садись на свободное место — вот там, в заднем ряду,рядом с Эвер. Будете вместе заниматься по ее книге, пока у тебя нет своегоэкземпляра.

Деймен — роскошный парень. Я это знаю, хоть и не поднимаюглаз. Он идет ко мне, а я уткнулась в книгу. Я и так слишком много всего знаю освоих одноклассниках. Лишняя минута неведения — истинное счастье.

Но если верить сокровенным мыслям Стейши Миллер, котораясидит на два ряда впереди, «Деймен Августо — офигительный красавец».

Хонор, лучшая подруга Стейши, совершенно с ней согласна.

Также и приятель Хонор по имени Крейг — но тут уже совсем другаяистория.

— Привет!

Деймен устраивается на соседнем стуле, сбросив с него мойрюкзак — тот с глухим стуком падает на пол.

Я киваю, упорно отказываясь поднять глаза выше его черныхбайкерских сапог. Обувка явно эксклюзивная — не из тех, что носят обыкновенныебайкеры. Совсем не на месте среди разноцветных шлепанцев, которые топчутшкольный пол, покрытый зеленым ковролином.

Мистер Робинс предлагает раскрыть книги на странице стотридцать три. Деймен тут же наклоняется ко мне.

— Поделишься?

Я не отвечаю. От его близости мне не по себе, и все-таки яподталкиваю к нему книгу, так что она почти свисает с края парты. А Деймендвигается ближе вместе со стулом, сокращая расстояние между нами. Я отползаю насамый краешек сиденья и натягиваю на голову капюшон.

Деймен тихонько смеется. Понятия не имею, что это должнозначить — я ведь так и не посмотрела ему в лицо. Знаю только, что смех егозвучит легко и небрежно, но словно с каким-то подтекстом.

Сгибаюсь еще ниже, подперев ладонью щеку и неотрывноуставившись на наручные часы. Старательно игнорирую испепеляющие взгляды икритические комментарии одноклассников. Примерно такие: «Бедный новенький,такой потрясающий красавец, а вынужден сидеть с этой психопаткой!» Мысли втаком духе излучают Стейша, Хонор, Крейг — да все практически.

Правда, кроме мистера Робинса. Он, как и я, пламенно мечтаето том, чтобы урок поскорее закончился.

* * *

В столовой за ланчем только и разговоров, что о Деймене.

«Видела новенького, Деймена? — Такой парень! —Такой сексуальный! — Я слышала, он из Мехико. — Нет, кажется, изИспании… — Неважно — в общем, откуда-то из-за границы… Обязательноприглашу его на Зимний бал… — Ты что, вы даже еще не знакомы! — Небеспокойся, познакомимся…»

— Боже мой! Ты видела новенького, Деймена? —Хейвен садится рядом со мной.

Отросшая челка закрывает ей глаза, острые прядки достаютпочти до ярко-красных губ.

— Ох, сил нет, и ты о том же!

Я мотаю головой и впиваюсь зубами в яблоко.

— Ты бы так не говорила, если б по-настоящему егоразглядела.

Хейвен вытаскивает ванильный кекс из розовой картоннойкоробочки и, как обычно, принимается слизывать глазурь — а ведь по костюмуможно было бы подумать, что она регулярно завтракает человечьей кровью, а немаленькими сладкими кексиками.

— Девчонки, вы про Деймена? — шепчет Майлз,присаживаясь к нам и кладя локти на стол.

Его карие глаза смотрят то на меня, то на Хейвен, а круглаядетская рожица расплывается в улыбке.

— Шикарный парень! Сапоги видели? Прямо из журнала«Вог»! Предложу-ка я ему стать моим бойфрендом.

Хейвен щурит желтые глаза.

— Опоздал! Я его уже застолбила.

— Ну, извини! Я думал, ты общаешься только сготами, — хмыкает Майлз, разворачивая сэндвич.

Хейвен смеется.

— Можно и с не-готами, если они такие красавцы. Ох, дочего хорош! — Она качает головой, сердясь, что я не могу разделить еевосторгов. — Просто… просто огонь!

— Ты его еще не видела? — изумляется Майлз.

Я смотрю в стол. Может, соврать? Они так ко мне прицепились,что ничего другого не остается. Только… не могу я врать. Им — не могу. Хейвен иМайлз — мои лучшие друзья. Единственные друзья. А у меня и без того слишкоммного секретов.

В конце концов я говорю:

— Мы сидели с ним за одной партой на литературе.Пришлось заниматься по одной книжке. Но я его толком не рассмотрела.

— Пришлось?! — Хейвен отбрасывает со лба челку,чтобы не мешала глядеть на ненормальную, посмевшую такое ляпнуть. — Ужаскакой, бедняжка ты моя! — Хейвен вздыхает и закатывает глаза. — Да тыпросто не ценишь своего счастья!