Староста был не любитель закусывать. В основном картошку и хлеб уплетали дети и женщины, тогда как мужчинам оставалось пить и громко беседовать.

— Осторожнее, друг. — скосил мутный взгляд на старосту тесть Ричарда. — Про ушедших только хорошее.

— Я в добром ручье! — подыскивая рукой ближайшую закуску неотрывно смотрел на собеседника Ульгард. — В смысле, Джон умный был! Теперь вот не знаю к кому за помощью обратиться, когда сборщики приедут. Эй, Браун!

— Чего? — отозвался засыпающий в обнимку с кружкой молодой человек с мятым лицом и сальными волосами.

— Сколько будет два плюс шесть?

— Десять? — насупившись, выдвинул гипотезу поставленный в трудное положение юноша.

— Видал?! — вернулся староста к беседе со стариком. — Никто из молодых даже считать не умеет! Кого мне в помощники переучивать? Этих бестолочей? Вот Джон быстрее мытарей соображал! Не человек был, а подарок! — старик с минуту прожигал в старосте дырку, но в конце концов улыбнулся сквозь бороду и обратился к Ричарду. Мужчина всё это время молча выпивал и почти ни с кем не общался, изредка поглядывая на другой конец стола, где лихо уплетала картошку его дочь.

— Сынок, мы тут посовещались и решили, что дом Джона достанется тебе. — Ричард оторвался от чарки одарив всех удивлённым взглядом. Он даже не сразу понял, что тесть имеет ввиду.

— Ну, чего молчишь? Язык проглотил? — демонстрируя беззубый рот разлился в усмешке старик.

— У тебя раньше своего дома не было. Мы давно подумывали построить вам с Фатимой семейное гнёздышко. — Сказал старик Кроган, тоже очень уважаемый житель деревни.

— Моя изба уже старая, Ричард. — помешивая пойло в кружке с грустью сказал тесть. — Тепло не держит, а Фатиме комфорт нужен. Так что с завтрашнего дня перебирайтесь жить сюда.

— Как же ты? — старик ни на минуту не сомневался, что Ричард задаст этот вопрос.

— Один справлюсь. Чай не маленький. — старик осушил кружку и жестом запретил старосте наливать, мол, достаточно. — Ты только внучку ко мне отправляй почаще, а в остальном отпускаю. Живи себе на уме, Ричард. Стань настоящим главой семьи.

— Хорошо сказано! — поддержал староста, плавно перенося кувшин в сторону Ричарда и наполняя его чарку взамен стариковской. — Теперь на тебя все надежды! Отдохни сегодня как следует, а завтра в поле выйдем. Будем пробовать тебя в паре с Брауном!

— Эй, а чего сразу я? — скорее для разминки языка, нежели ради протеста спросил полумёртвый молодой человек.

— Не спорь со старшими! Сказано — будешь за плуг отвечать. Никаких отговорок. — староста рявкнул на молодого, из-за чего тот насупился, но промолчал. — Или мне тебя высечь, гадёныш? Ты не думай, что я стар. Сил с кнутом совладать у меня предостаточно. — хмель словно улетучился из организма старосты заставляя его слова звучать твёрдо и угрожающе. Ричард про себя усмехнулся. Когда-то давно старик также объяснял двоим пришлым воинам местные правила и порядки.

— Понял я. Понял. — пробухтел Браун после чего протянул пустую кружку старосте.

— То-то. — улыбнулся Ульгард наполняя кружки всем, кто просил.

Ричард поглядел на женскую часть стола, где на давке лежала его милая дочь. У неё были красивые кудрявые волосы чем та пошла в мать и маленькие бусинки карих глаз, доставшихся от отца. В данный момент наевшееся от пуза маленькое чудо устало ворочалось, пытаясь устроиться поудобнее. Играющие рядом дети мешали ей раскачивая лавку то в одну сторону, то в другую.

Рядом с детьми расположились девушки, женщины и старухи. Последние почти ничего не ели и просто дремали, так как время было уже позднее. Фатима сидела рядом с Мирандой и о чём-то с ней говорила. Девушка сидела с грустным лицом и за всё время даже не притронулась к еде. Фатима настырно пыталась всучить ей тёплую картофелину.

Внезапно Миранда почувствовала на себе взгляд Ричарда и подняла на него глаза. Мужчина едва заметно кивнул, после чего на лице Миранды выступили слёзы стекая на картошку в её тонких руках. Фатима тут же обняла девушку и прислонила её голову к своей груди.

Горло Миранды дрожало, проглатывая горечь утраты. Фатима облизнула губы. Ричарда отвлёк староста и мужчина развернулся к столу, услышав мелодичный распев, который плавно подхватили остальные женщины.

Ты зацем ушёл, зацем спрятался —

Зацем оставил дом родной,

И не ходишь ты по травушке,

Не ласкаешь свою милую.

Ох, зацем, судьбина, ты оставил мя?

Зацем прощанье пропустил?

Чтоб не мучаться мне более?

Море слёз пролью да боле я.

Вечна память в сердце утверждается,

Врата дома затворяются.

Путнику дорогая ровная,

Камни все слезами сточены.

Ох, зацем, судьбина, ты оставил мя?

Зацем прощанье пропустил?

Чтоб не мучаться мне более?

Море слёз пролью до боли я.

Женщины бросились плакать одна за одной. Мужчины притихли, дети начали засыпать укачиваемые на руках матерей и сестёр нежным мотивом. Унисон голосов заполнил дом и дрожащее пламя лучин заплясало по стенам гипнотизируя присутствующих. Многие из мужчин, особенно молодые уже спали на столах и под лавками. Ричард всё это время безостановочно пил. Вдруг мужчина почувствовал, как его желудок выворачивается наизнанку.

Выскочив из дома, Ричарда обдало ночной прохладой. Ветер обдувал раскрасневшееся лицо. Отойдя подальше от порога, мужчина упал на четвереньки в густую траву исторгая из себя загулявший мёд и кусочки кутьи.

Прокашлявшись, Ричард едва сумел подняться. Голова шла кругом, хотя чувство опьянения как рукой сняло. Не прошло и минуты как Ричард вновь уткнулся лицом в траву и приготовился ко второму подходу, вызванному сильным головокружением. Пустой желудок ответил отказом. Пришлось пролежать какое-то время пока голова не успокоится.

Ричард валялся в сырой траве слушая стрёкот кузнечиков. В небе под светом луны летала мошкара. Изредка доносились отзвуки песен из дома Джона, вернее, теперь уже дома Ричарда. Звёзды мерцали необычайно красиво в эту спокойную траурную ночь.

— Джон, что мне делать? — боясь пошевелиться чтобы голова опять не вскружилась заговорил Ричард, тяжело дыша. — Почему ты решил умереть сейчас? Почему не от меча, топора или стрелы на худой конец? Почему так? Почему? — оставшись наедине с другом Ричард заплакал, потому что мёртвые единственные кто не осудит рыдающего мужчину. Тогда на кладбище он сдержался, но теперь эмоции взяли своё. Ричарду очень хотелось, чтобы кто-то заметил его долгое отсутствие; чтобы Фатима забеспокоилась и выбежала его искать; чтобы дочь проснулась и испугалась пропаже отца. Но этого не было.

Жена успокаивала безутешную Миранду, дочь мирно спала убаюканная песнями и стонами плачущих женщин. Мужчины же были в стельку пьяны и никакими силами их не поднимешь до первых лучей солнца. Никому не было дела до Ричарда, плачущего где-то в высокой