турецкие войска перешли на левый берег Дуная, задумав серьезное наступление на русских. Верховный визирь переправил на левый берег главные свои силы, 36 тысяч, и разбил свой лагерь. И замедлил свои действия в нерешительности. Кутузов приказал скрытно переправить на левый берег корпус Моркова и окружить рущукский лагерь турок. Главнокомандующий армией видел этот маневр русского корпуса и радовался окружению неприятеля. В турецком лагере воцарилась ужасная тишина. Ночью визирь ускользнул в Рущук. В тот же день визирь прислал Кутузову письмо, в котором просил о перемирии, а далее начать переговоры о мире. Кутузов отклонил это предложение визиря, не сказавшего ничего об условиях мирного договора. Через два дня визирь вновь прислал письмо Кутузову со своими предложениями, но и эти условия Кутузов отверг. С этой поры, начиная с октября 1811 года, велась длительная переписка Кутузова с верховным визирем Блистательной Порты, генерала Кутузова и графа Румянцева, полковника Чернышева и графа Румянцева, графа Румянцева и графа Кутузова, только что получившего графский титул. Предлагались различные условия мирного договора между Турцией и Россией, которые отвергались то одной, то другой стороной. Агенты Англии, Австрии, Франции всеми способами содействовали тому, чтобы помешать заключению этого мира. Наконец после того, как обменялись мнениями русские и турецкие уполномоченные, после десятков писем графа Румянцева генералу Кутузову с октября по декабрь 1811 года, 2 декабря 1811 года собственноручное письмо графу Кутузову написал император Александр I: «Граф Михаил Ларионович! Не могу скрыть от вас неприятное впечатление, которое произвели надо мною последние депеши ваши. Мирная негоциация не вперед продвигается, но назад. Вам следовало бы при столь явном нарушении доброй веры со стороны турецких чиновников решительно им объявить, что прекращение военных действий последовало единственно по соглашению визиря на известные кондиции, но если оные отвергаются, то вы немедленно разорвете перемирие и начнете тем, чтобы принудить к сдаче корпус, окруженный на левой стороне Дуная…» (Там же).

Кутузов поступил так, как приказал ему император, приблизил свои войска к турецким, ограничил движения будущих военнопленных. «На производство сих мер предосторожности, – писал он графу Румянцеву, – потребовалось более времени, нежели я первоначально предполагал, по причине обходов, которые от дурных дорог в настоящем позднем времени года отряды наши принуждены были сделать, а потому и конференция между нашими и турецкими уполномоченными не прежде могла быть назначена, как в последнее число декабря».

На конференции русский посол в Константинополе Андрей Италинский сказал:

– Хотя император и одушевлен желанием через заключение мира прекратить бедствия войны, но не следует упускать из виду, что у него есть обязанности в отношении к самому себе, к своему достоинству, к своей империи и к своим подданным. Вследствие того император требует, чтобы новая граница в Европе была определена рекою Серетом, как это было договорено с верховным визирем, и чтобы приобретения, сделанные нами в Азии силою оружия или особыми соглашениями с жителями, остались за нами: Анапа, Сухум, Суджан и Поти, а также все крепости, города и области и морские берега, находящиеся в настоящее время в нашей власти, и чтобы судьба сербов обеспечена была особым условием в мирном договоре.

Турецкие уполномоченные во главе с Галибом-эфенди отнеслись к этим условиям отрицательно. Андрей Италинский в связи с этим отказом заявил, что конференция закрывается, а корпус с военнопленными будет отправлен в Россию.

После продолжительной дискуссии конференция была закрыта. Кутузов приступил к реализации императорских указаний. Но турецкие уполномоченные просили продолжить работу конференции.

Сведения из Парижа, что союз Франции и России становится все крепче, а Наполеон вынашивает планы о разделе Турецкой империи, были доведены до турецких уполномоченных в письме графа Румянцева графу Кутузову 5 марта 1812 года.

5 мая 1812 года были согласованы предварительные условия мирного договора, 16 мая был подписан и сам мирный договор.

«Нет нужды, кажется, доказывать, каким великим благодеянием для России было заключение этого мира перед самым началом Отечественной войны, – писал А.Н. Попов, – но и самые условия договора, по которым Россия получила Бессарабию и часть Молдавии, не только не роняли достоинства империи, но были таковы, что этот мир может смело быть поставлен в ряд договоров с Портою, заключенных Россией после блистательных войн и далеко не в таких затруднительных обстоятельствах. Еще менее представляется нужды доказывать ввиду изложенных обстоятельств, кому Россия обязана этим благодеянием, потому что она и почувствовала это и поняла в то самое время» (Попов А.Н. Отечественная война 1812 года. М., 2008. Т. 1. С. 205).

Еще в конце 1804 года, как писали историки, персидский шах Баба-хан громко заявлял, что «его силы несметны», «звук труб его раздастся не только в Грузии, но в Кизляре и Астрахани». Князь Цицианов действовал осторожно и пресек дальновидные планы персидского шаха. Так началась война с персами. Весной 1805 года шах собрал значительную армию, у русского главнокомандующего был всего лишь корпус в 20 тысяч солдат и офицеров. Столкновения с персами проходили вяло, слабо привлекали внимание государственных деятелей России.

Мирный договор с Персией Россия подписала в первые месяцы войны 1812 года.

С каждым месяцем 1811 года все яснее становилось, что франко-русский союз рушится на глазах, все очевиднее проявлялась непритворная враждебность Наполеона к русскому императору и Российской империи. И достаточно прочитать письма князя Куракина к императору Александру, чтобы понять суть этих разногласий – Наполеон чувствовал себя властелином Европы, а русский император, начиная с Эрфуртских заседаний, все чаще выражал самостоятельность и независимость от французского императора, мечтавшего в это время подчинить не только Испанию, но и Великобританию уже не только континентальной блокадой, но и своим ратным походом на Индию.

Об этом свидетельствуют документы.

«Князь Куракин – Александру I: Париж. 25 апр. / 7 мая 1811.

Государь!

Я только что вернулся из Сен-Клу, с частной аудиенции, к которой Е. В. Император Наполеон изволил допустить меня, по моей просьбе, для вручения ему официального ответа В. И. В-ва на извещение о рождении короля Римского, и я тот час же спешу дать отчет В. В-ву о пространном разговоре, коим почтил меня этот Государь и который длился более двух часов. <…> Император начал его следующими словами: «Император Александр не имеет ко мне прежней привязанности: он окружен людьми злонамеренными, которые постарались внедрить в его сердце недоверие и подозрительность ко мне; никогда и не думал я начинать с ним войну, и не мог этого желать; его войска храбры, – эта война не имела бы для меня никакой цели: я в ней мог бы претерпеть только ущерб. Однако не скрою