И в братьях-хранителях я был на сто процентов уверен.

Не говоря уже о том, что решись любой из вышеперечисленных на разоблачение подрывной деятельности, меня бы намного раньше задержали.

А вот администраторам, видно, мало показалось свести со мной счеты в своем павильоне. Вообще-то странно, что они так быстро подложенные мной экземпляры воспоминаний нашли — нет, чтобы с такой оперативностью на заявки полевых работников реагировать! И руководству мгновенно доложили, и то все бросило, чтобы об инциденте по инстанции доложить…

И все для того, чтобы насолить обычному хранителю, который — страшно сказать, сколько лет назад! — имел наглость попросить у них пару раз дополнительные средства на еду и самую элементарную одежду. Такие злопамятность и мелочность как нельзя лучше вписывались в мое представление об администраторах.

Впрочем, подумал я, если родные пенаты не смущает демонстрация совсем не ангельских качеств целым весьма уважаемым отделом, то можно взять их методы на вооружение. И в этом случае позднее разоблачение мне тоже на руку сыграет.

Во время грядущего разбирательства вопрос о наших воспоминаниях обязательно возникнет. Причем, сразу — у внештатников это единственная неопровержимая улика против меня. Нужно сделать так, чтобы именно вокруг нее все допросы и крутились как можно дольше — в идеале, до тех пор, пока Стас Татьяну из родных пенат на землю не ушлет. Потом, даже если меня мысленным насильникам отдадут, это будет уже не важно.

В истории возникновения наших воспоминаний я решил максимально придерживаются правды. У меня не было ни малейшего сомнения, что внештатники допросят всех моих ангельских соавторов, и мельчайшее несовпадение в наших показаниях тут же приблизит момент вторжения в мое, по крайней мере, сознание для подтверждения их достоверности.

Я только порадовался тому, что Тоша хоть на этот раз оказался далеко от эпицентра событий. За Стаса с Максом можно не волноваться — попытка у них в головах покопаться без жертв не обойдется.

Я даже цель написания нашей истории решил не скрывать. И твердо стоять на том, что она не была достигнута. Я вновь натянул на лицо под локтем скорбную мину — старательно, до мелочей, фиксируя положение мышц. Вот это действие нужно довести до автоматизма — для аккомпанемента признанию в том, что и мои последующие попытки вызвать интерес у Татьяны также провалились.

Я скрупулезно перебрал в уме все события, произошедшие с момента возвращения ее памяти. И в совершенно другом свете увидел ее индивидуальную программу у Стаса, ее увлеченность целительством и ее обиженную отстраненность у администраторов. Да, в последнее время мы немного забыли об осторожности, слишком часто показываясь в обществе друг друга, но знаменитая Татьянина сдержанность давала мне отличный шанс горько констатировать, что моя настойчивость разбилась вдребезги о ее равнодушие…

Ну да, если только она не забыла о нашем договоре и дальше изображать ее полную амнезию и не вспомнила свои земные обещания внештатникам всех кругов ада, если ей меня не вернут. Я в очередной раз пожалел, что память не вернулась к ней чуть-чуть более избирательно — я и в те разы места себе не находил, оставляя ее на земле. А сейчас, когда родные пенаты в прямом смысле оказались в пределах ее досягаемости, она же вообще может начать их направо и налево крушить — вместе с моей тщательно выстроенной версией!

Я чуть не вызвал ее. В последний момент спохватился — при звуке ее голоса, даже мысленного, о скорбной мине и несчастной позе можно сразу забыть. Для наблюдающих мое состояние должно меняться от раздраженного к угнетенному, а там и вовсе к подавленному. Внезапный всплеск ликования только целителей приманит. Если они уже не появились.

Я медленно встал и поволок ноги к двери. Чуть приоткрыв ее, я увидел все тех же внештатников, расслабленно привалившихся к противоположной стене. Я открыл было рот, но тут же захлопнул его, переводя затравленный взгляд с одного своего охранника на другого и нерешительно теребя ручку двери.

— Вы что-то хотели? — поинтересовался все тот же, похоже, единственный не немой из них.

— Не могли бы Вы сказать мне, — с видимым усилием произнес я после еще двух безуспешных попыток заговорить, — когда начнут слушание по моему делу?

— А Вы, оказывается, умеете быть вежливым, — удовлетворенно хмыкнул мой собеседник.

— Пожалуйста, — с истинным, а не наносным усилием вытолкнул я из себя.

— Когда это решение будет принято, — снизил он голос до заговорщического шепота, — Вы узнаете о нем первым.

Не издав больше ни звука, я медленно развернулся и пошел назад, глядя себе под шаркающие ноги. Дверь я оставил открытой, словно забыл о ее существовании.

В гостиной я сразу рухнул на диван, уткнувшись в него лицом и прикрыв последнее сразу двумя руками. На тот случай, если Стас разорется — при общении с ним смиренное выражение у меня на лице уже давно никакими усилиями не удерживается.

Мне нужен был именно он. Если наш контакт как-то зафиксируют, хуже я ему не сделаю — его участие в моем деле уже подтверждено его собственной главой в наших воспоминаниях. А она в них почти в самом конце, и внештатники быстро читать точно не приучены, если вообще умеют — значит, его еще, скорее всего, не задержали. И в родных пенатах у него единственного есть гарантированная прямая связь с Татьяной — удалось ли установить такую темному гению, я не знал.

— Говори, — мгновенно отозвался Стас.

Я объяснил ему план своих показаний.

— Одобряю, — коротко ответил он.

— Никто понятия не имел, что я их дальше понесу, — добавил я.

— Не выйдет, — отрезал он. — Как они к тебе здесь попали?

Темные меня побери совсем, об этом я не подумал!

— Этот темный псих, — правильно истолковал Стас мое молчание, — предлагает доставку на него валить. Мол, прочитал экземпляр для Татьяны, пришел в восторг, сам нашел тебя, предложил ознакомить общественность с гениальным произведением. Тебе уже было все равно, от отчаяния ты согласился.

— Может, не будем его впутывать, — засомневался я. — Мне еще только обвинений в связях с темными не хватает.

— Придется, — рыкнул он. — Он предлагает версию, что сразу не назвался — разыграл тебя втемную.

— А с чего это альтруизм такой? — насторожился я.

— Его темные ни при каких обстоятельствах не сдадут, — пояснил Стас. — Они, скорее, открытый бунт поднимут.

— Я понял, — не очень искренне сказал я.

— Опусы тебе передавали в том тайнике, — продолжил Стас. — С этим тоже чем проще, тем труднее поймать. Но ты там больше никого не