Часть жителей Самотевичей, по настоянию клерикального старосты, отказались покинуть гетто, полагая, что нацисты их не тронут, поскольку все они честно трудятся в местном хозяйстве на нужды вермахта и местной администрации. Тем не менее уже через несколько дней все до единого еврея вместе с шестьюдесятью цыганами-мужчинами, ковавшими лошадей, ремонтировавшими телеги и выполнявшими всё что им поручалось, были расстреляны зондеркомандой.

Из числа покинувших с партизанами гетто в Самотевичах около двадцати человек изъявили желание остаться в партизанской бригаде. Среди них были отец и сын Гороховские. Эти люди трудились в хозяйстве, на кухне или в пекарне. Некоторые молодые парни, и особенно девушки, взяли в руки оружие и стали рядовыми стрелками. Другие – разведчиками или диверсантами.

Одна из них здравствует и поныне. Это Нина Залмановна Гутина. Она вышла замуж за разведчика, младшего лейтенанта госбезопасности Василия Филиппова, у них сын и две внучки. Живут в Москве.

Во время одного из привалов Котельников поинтересовался у Игоря, ушёл ли отец с основными силами бригады. Тот почему-то неохотно ответил, что не знает, и отвёл взгляд, затем встал и отошёл, чтобы ему больше не задавали вопросов об отце.

Глубокий снег, мороз, тяжёлая ноша и голод утомили всех до предела. На очередной днёвке по решению командира группы подчинённые закопали в снегу запасные батареи для приёмника, оставив лишь самое необходимое.

Желудки, казалось, выворачивало наизнанку, но никто не шевельнулся. Лежали, прижавшись к друг другу, пригревшись. Не хотелось нарушать «уют». Уснули.

Перед тем как снова тронуться в путь, Николай Белинов с тоской в голосе воскликнул:

– Эх, мать честная! Будет едало, найдется и хлебало, – и, достав ложку, швырнул её в снег.

Котельников, услышав слова Белинова, решил последовать его примеру. Но глянув на ложку, передумал: алюминиевая. Стало быть, не очень тяжелая. Здесь неожиданно его взгляд упал на едва видневшуюся из голенища сапога головку финки. Чтобы не поддаться соблазну и не поступить легкомысленно, он затолкал её поглубже в голенище правого сапога. На всякий случай – вдруг да понадобится.

– Весь остаток «багажа» нам с тобой, Коленька, надо беречь, как зеницу ока, – сказал Котельников своему помощнику. – Без связи, считай, нам конец! Не простят нам, если мы её не сохраним. А будет она, значит, как говорится, достанется нам и белка, и свисток! Ясно?

Николай едва кивнул головой. Чувствовалось, что ему надоели напоминания о ценности «крутилки»:

– Куда ей деться?

– Обстановка хреновая, да и люди стали не те. Потому постоянно, Коленька, напоминаю: ушки на макушке!

До недавних пор только Изотов и Белинов попеременно несли «крутилку» за спиной. Потом, сменяясь, стали нести все в группе, кроме медсестры Лоры – для неё это была непосильная ноша. Чуть ли не через десять или даже меньше минут «крутилка» возвращалась к началу очереди. Теперь все в цепочке, по очереди взваливали на себя нелёгкий мешок с широкими кожаными лямками. Лора, видя, насколько все изнемогают, попросила доверить и ей нести мешок.

Котельников отказал:

– Он стал невыносимо тяжёлым от того, что мы все ослабли.

Сколько Лора ни умоляла, не помогло:

– Вопрос закрыт, Лора! И больше об этом ни слова!

Однако вскоре медсестра вновь, уже в категорической форме и с явной обидой, что ей не доверяют, вызвалась наравне со всеми тащить мешок с «крутилкой».

Продолжали нести, соблюдая очерёдность. Иногда менее пяти минут. Менялись, как только падал головной в цепочке. Привалы следовали через каждые пять-семь минут. Редко кто-то дотягивал до десяти.

Стоило первому прокладывавшему путь упасть в снег, без команды возникал привал. Всё происходило безмолвно. Силы окончательно иссякли.

Командир принял решение остановиться на днёвку.

– Передохнем за день и с наступлением вечера продолжим движение.

Стоявшая за спиной Васина медсестра кивнула в знак согласия.

– Я уж молчу, – вдруг заговорил Васин. – А могли бы и нам или, по крайней мере, мне доверить нести этот самый бесценный мешок с кожаными лямками. Если считаете меня своим.

Котельников в упор ответил:

– Об этом ты, старший лейтенант, должен был раньше подумать. Почему не поставил меня в известность о костре? Мы приняли тебя в группу благодаря медсестре, которую я знал, когда командир отряда капитан Скандилов ещё был жив. В нарушение правил. Это ты заруби себе на носу!

Возражать Васин не рискнул. Остерегался не только самого Котельникова, но и его подчинённых, которые немедленно бы заступились. К тому же не исключено, что тот же Гороховский ещё в бригаде был наслышан о командире группы связи, мог поделиться с Васиным. Неслучайно они подружились. Хотя ничего общего у них быть не могло. Трудно сказать, что их сблизило. Во всяком случае, такой вопрос у Котельникова возникал. Возможно, неправомерный. Не будь скандиловской медсестры и Игоря, никто в группе не имел бы понятия о существовании Васина. Бывало, в узком кругу Котельников напоминал своим подчинённым:

– Жизнь – штука сложная, на войне в тысячу раз сложнее. А уж во вражеском тылу приумножается во много крат. И то случаются проколы. Разумеется, вслед нависает «петля» либо огрызок свинца – вполне закономерное «поощрение» за допущенный промах.

Встряска, полученная от командира группы связи, вынудила Васина пойти на попятную:

– Чего теперь об этом говорить? Я вообще о другом. Возможно, вы правы, старший лейтенант. Не отрицаю. Просто хотелось, как лучше.

Вглядываясь в худое, бескровное, с глубоко сидящими маленькими бесцветными слезящимися глазками, обросшее и сморщенное лицо Васина, Котельников почему-то пожалел его: бывший пленный, бежал из лагеря, хлебнул горя полную чашу…

Резким движением он оттолкнул его от себя. Достал компас и, определив направление движения, скомандовал: приготовиться!

Цепочка тут же пришла в движение. За командиром группы неотступно следовали Петя Изотов и Коля Белинов, Лора, Кукушкин и помощники, затем замыкающими Васин с Гороховским. Шли с трудом, буксуя в снегу, который местами был выше колен. Настоящая мука. Особенно для идущего первым. Стоило ему свалиться, следовавший за ним занимал его место, и, таким образом, возобновлялось движение растянувшейся цепочки. Иногда уже минуты через три-четыре цепочка приостанавливалась, и все замертво валились в снег.

На привале Котельников или его помощники без конца справлялись:

– У кого мешок с кожаными лямками?

Пока тот, у кого он находился, открывал рот, чтобы подтвердить: «у меня», Котельников волновался, хотя до прозвучавшего ответа не проходило и нескольких секунд. Одна забота отходила, возникала следующая – сверка движения по компасу. Иногда Котельников забывал об этом. Спохватившись, снова поглядывал на светящуюся в ночной темноте стрелку, которая, безусловно, выручала.