играет арфа, — прошептала Лутиэн, не открывая глаз, соблазнительно потягиваясь, по-кошачьи выгибая спину. Даэрон мечтал о том, что его любимая проявит ласку, обнимет его… И знал — этого не будет. Дочь короля позволяет себя любить и даже не притворяется, что испытывает нежные чувства к безнадежно влюблённому менестрелю, смеющему на что-то надеяться.

Музыка полилась трелью певчей птицы, Даэрон стал напевать то, что должно понравиться Лутиэн.

Здесь лапы у елей дрожат на весу,

Здесь птицы щебечут тревожно.

Живёшь в заколдованном диком лесу,

Откуда уйти невозможно.

Пусть черёмухи ветви дрожат на ветру,

Пусть дождём опадают сирени,

Всё равно я отсюда тебя заберу

Во дворец, где играют свирели.

Лутиэн подняла голову и заулыбалась. Но не добро. Насмешливо.

Твой мир колдунами на тысячи лет

Укрыт от меня и от света.

И думаешь ты, что прекраснее нет,

Чем лес заколдованный этот.

Пусть на листьях не будет росы поутру,

Пусть созвездья с туманами в ссоре,

Всё равно я отсюда тебя заберу

В светлый терем с балконом на море.

— Знаешь, Даэрон, — прервала его принцесса, — это я могла бы петь. Не ты. Если бы не я, ты бы так и сидел у трона, развлекая моих родителей и их прихлебателей, вроде Саэроса. Составлял бы словари, записывал сказки… Это я могу забрать тебя из заколдованного леса.

— Ты же знаешь, — грустно сказал менестрель, — я пойду с тобой куда угодно.

— Именно поэтому, — снова усмехнулась Лутиэн, — ты всегда останешься слугой своих господ.

Слова принцессы больно ранили менестреля, и лишь мысли о том, что, устав в пути, Лутиэн станет нежной и попросит ласки, грели душу.

— Белег сказал, мой дядя уже ушёл из Дориата, — гораздо мягче произнесла дочь короля. — Отдал откуп и исчез. Как думаешь, Даэрон, чем я могла бы откупиться от родителей? Что я должна им отдать, чтобы меня отпустили и не преследовали? Или это непозволительная роскошь для меня — свобода? Если бы мне не надо было прятаться, я бы столько добра могла сделать! Только представь, Даэрон! Путешествовать, нигде надолго не останавливаясь, обучая грамоте лесных эльфов, открывая им секреты целебных снадобий и чар, делясь знаниями! Мир бы стал лучше, понимаешь?

Даэрон кивнул. Конечно, он понимал. Но также был уверен, что в мечтах Лутиэн для него нет особой роли. Вместо него рядом с принцессой может быть любой, кто согласится помочь.

И с этим ничего не поделать.

Примечание к части Песня В.С. Высоцкого "Лирическая"

Н'Амариэ

Когда тьма бесконечна, надежда тает с каждым ударом сердца, а долетающие со всех сторон вести страшны и угнетающи, так хочется вернуться в детство, когда всего этого не было, и даже представить обрушившийся на Благословенный Край кошмар не хватило бы фантазии. Тогда не звучала в разговорах короткая чудовищная фраза «Ambar-metta», хотя и слово, означающее прекращение чего-либо, и понятие животворящего света существовали во всех валинорских языках. Но по отдельности.

— Всё творящееся сейчас безумие — просто дурной сон, — убеждала себя Амариэ, смешивая в стеклянном сосуде цветные жидкости, вязкие и пузырящиеся.

Это было её любимое развлечение в детстве: играть с разными интересными веществами, которые многим девочкам казались противными. Юные Ваниэр не понимали, что, если правильно смешать «липкую мерзость», полученная вязкая масса засияет, пусть и ненадолго. Видимо, поэтому родители и решили, что изобретательница-дочь будет счастлива с мужем-Нолдо. Она ведь тоже любит создавать свет…

Даже капля которого теперь — великое счастье.

Сидя перед огромным зеркалом, играя, представляя себя малышкой, Амариэ смотрела в идеально отполированную поверхность серебра и видела суетящихся слуг, которые готовили к долгому трудному пути… Её семью.

«Это она виновата! — снова разозлилась Амариэ, руки дрогнули, и синяя вязкая жидкость, пузырясь, брызнула на ажурный столик. — Это всё из-за Артанис! Инголдо никуда бы не пошёл, если бы сестра не тащила! И Артаресто тоже остался бы с матерью!»

Супруга принца Финдарато посмотрела на своё отражение. Да, она уже не ребёнок. Она — жена, мать…

Нет, не так! Она — брошенная жена и отвергнутая мать! Но почему, почему свекровь не помогла?! Почему не стала бороться за целостность семьи?! Почему?!

Разговор долго не мог состояться, однако откладывать его вечно не вышло бы, как бы ни старались некоторые представители Третьего Дома Нолдор. А вышло… То, что вышло.

***

— Не тебе осуждать нас, амил! — Артанис, сидя за столом в семейном кругу, смотрела на родню, словно на врагов. — Ты никогда не поддерживала меня! А теперь бросила и мужа, и народ!

Финдарато опустил взгляд. Принц понимал — сестра сейчас защищает его, поскольку наивный Инголдо заявился домой во главе Исхода, с кольцом отца и недовольным лицом, выражавшим презрение к угасшей Земле Валар и всем её обитателям. А за ним шлейфом ещё более чёрной, чем ночное небо, тьмы тянулось злое предупреждение Владыки Намо.

И когда начали задаваться вопросы, Инголдо имел неосторожность сказать при матери, что ни о чём не жалеет.

— Я бросила народ? — Эарвен побледнела и покраснела одновременно. — Ты, видимо, забыла, кто является моим народом, дочь-сын! Родственники моего мужа совершили чудовищное деяние! Они уничтожили извечную дружбу между Нолдоли и Тэлери!

— Тэлери развязали бой! — казалось, Артанис сейчас набросится на мать.

— Ты врёшь, Нэрвен! Мой народ мирный! Не то, что вы! И прежде, чем осуждать меня, подумай своей пустой головой, увенчанной волосами-короной! Я не пойду за мужем, пока он не объяснится передо мной и перед Валар! Я должна знать, на чьей он стороне, и если Нолдо Арафинвэ, сын Нолдо Финвэ станет защищать братоубийц, я прокляну его!

— Тогда проклинай меня, матушка! — гордо и самодовольно заявила принцесса.

Финдарато закрыл глаза, замер. Смотря на мужа, свекровь и золовку, Амариэ всё сильнее впадала в отчаяние: сейчас им всем не до неё, не до её боли. Впрочем, как всегда.

— Я пойду к Артаресто, — супруга принца Инголдо спешно покинула семейный совет и заплакала сразу же, как только за ней