Что же касается грабежей, то, несомненно, таковые имели место. Оставив в стороне историю средневековых войн, вспомним только наше столетие. Неповинны ли в грабежах были армии всех воюющих народов во время Первой и Второй мировых войн?

После заключения Польшей мира с Советами десятки тысяч русских офицеров и солдат были интернированы «в хотя и гуманных, но формально принудительных лагерях», как пишет К. Вендзягольский. Конечно, понятие «гуманный» весьма широкое. Во всяком случае, у сидевших в польском лагере Тухоль (прежде лагерь для военнопленных) понятие о гуманности несколько иное.

Благодаря содействию знакомого по Белой армии офицера генерал Балахович приехал в Беловежскую Пущу, где, сделавшись директором лесных разработок, имел возможность помогать своим соратникам, вызволяя их из лагерей и предоставляя работу. В 1939 году Балахович был мобилизован в польскую армию и участвовал в обороне Варшавы.

Детали трагического конца генерала Балаховича до сих пор не выяснены с достаточной точностью. Уже вскоре после того, как он обосновался в Беловежской Пуще, на него было организовано покушение, но по ошибке жертвой оказался его брат Юзеф. Что же касается генерала Балаховича, то сведения о его убийстве расходятся. По одной версии, он согласился на уговоры друзей покинуть Варшаву и подальше скрыться от глаз гестапо. Решив на прощание «кутнуть», он возвращался утром домой и на улице Саска Кемпа был остановлен немецким патрулем. Балахович ударил по руке палкой державшего револьвер гестаповца и был застрелен. По другой версии, когда генерал проходил по тротуару почти против Виленского вокзала, его нагнал какой-то черный автомобиль, в котором сидели 4 или 5 человек в штатском. Как по команде, все выстрелили из револьверов в спину Балаховичу. Возникла паника, во время которой убийцы исчезли. Вскоре после этого немцы арестовали заместителя Балаховича есаула Яковлева274, который был отправлен в концлагерь Аушвитц, где и погиб в апреле 1941 года.

Кем же в действительности был Булак-Балахович? Искателем приключений, авантюристом, беспринципным атаманом разбойничьей шайки, каким стараются представить его недоброжелатели? Или лихим воином, горячим патриотом России, ненавидящим до мозга костей большевиков и считавшим, что единственным правильным видом борьбы с ними является война партизанская? У нас нет достаточно документальных доказательств, чтобы безоговорочно осудить или оправдать его действия. Большая часть архивов Северо-Западной армии пропала, архивы эстонской армии, которые могли бы дать ценные сведения, вероятно, сохраняются и «исправляются» в недоступных недрах советских учреждений. Однако всякий суд, в том числе и суд истории, требует, наряду с обвинительным материалом, привести и оправдательный. Сейчас чаша весов Фемиды наполнена ошибками «батьки», его преступлениями, действительными и вымышленными. Не следует ли сперва положить на другую чашу положительные качества: его военные подвиги, заботу о своих соратниках, до конца дней непримиримость к большевикам, и уже только после этого делать выводы.

В своей статье Нео-Сильвестр пишет о письме, полученном из Польши от одного из соратников Балаховича, в котором приводятся слова «батьки»: «Я знаю, некоторые из вас посмеивались над моим увлечением Тарасом Бульбой, который был естественный тип средневековья, но любил я его не столько за это, а за упорную непримиримость к врагу, за стойкость в христианской вере, свободолюбие и преданность своим товарищам. Он и погиб страшной смертью за эти идеалы. Я убежден, что скоро настанут страшные времена, которые по силе человеконенавистничества, жестокости и преследования христиан и вообще верующих в Бога превзойдут не только средневековье, но и жуткую эпоху ассирийских и египетских царей. Да, господа, скоро еще нам придется отвечать на вопрос: «Во Христа веруешь?», причем утвердительный ответ будет требовать немедленной защиты, с оружием в руках, христианской цивилизации. Поверьте мне, вопрос будет так поставлен, или победить, или влачить жалкую жизнь раба и лизать пятки большевистского хама!»

Нео-Сильвестр называет Балаховича романтиком. Может быть, это самое правильное определение мировоззрения генерала-партизана.

Б. Пермикин275

О Северо-Западной армии276

Предельно быстрый успех, с первых же дней нашей боевой активности, был бы совершенно невозможен, если бы не было желания: 1) крестьян – освободиться от красной и немецкой оккупации; 2) желания «красных» талибских рыбаков; 3) «красных» двух дивизионов Балаховича; 4) матросов Чудской военной «красной» флотилии.

В первые же дни нашей боевой активности все они соединились с нами и положили основание будущей Северо-Западной армии.

Наш успех продолжался до предстоящего дня, присоединением к нам, в глубоком красном тылу, в полном составе «Полка Внутренней Петроградской охраны» (он нес охрану всех большевистских учреждений Петрограда). Одновременно с этим полком была присоединена к нам и «красная» батарея близко от города Гатчины. Этот полк был разоружен, и снова мною на том же месте вооружен, и сейчас же, с нами и с его батареей, он получил новое боевое крещение, в глубоком красном тылу против красных. В нем не было ни одного процента коммунистов, которых сами солдаты выбросили из своих рядов. Он был переименован на том же месте в Семеновский полк, так как в нем были семеновцы. С Семеновским полком мы выросли в бригаду, и так росла Северо-Западная армия.

Наконец, к нам перешел «красный» гарнизон Кронштадтского форта Красная Горка, с матросами и офицерами. К этому форту мы не могли бы даже приблизиться.

С первых дней нашей боевой активности, то есть до перехода к нам двух дивизионов Балаховича и Чудской военной флотилии, немецкому командованию приходилось считаться со своими солдатами, не желавшими нарушать свою мирную и долгую жизнь никакими «осложнениями» с большевиками, но при первом нажиме красных немцы без боя бросили Псков, что и послужило причиной нашего отступления.

Вы пишете: 1) «…Германское командование передало (я прибавляю: нам) пять военных пароходов, крейсировавших в водах Псковского озера». Чудская военная флотилия была не в Псковском, а в Чудском озере, в своей базе, и в распоряжении комиссаров Петрограда, а потому она не могла быть передана нам немцами.

Нам пришлось подкупить двух немецких сторожей склада с русским оружием, для того чтобы получить винтовки и два пулемета и перенести их завернутыми в рогожу на маленький речной пароходик «Елизарьев». Наша группа состояла из пятнадцати рыбаков Талабских островов, бежавших от большевистских методов. К этим рыбакам я присоединил четырех офицеров.

Ночью не ожидавшие нас в красном тылу, перепуганные нашей стрельбой красноармейцы были разоружены, а на рассвете, по мудрому совету рыбаков, я мобилизовал все мужское население островов.

Никаких попыток взять обратно острова у красных не было. Если бы они могли, то уничтожили бы своей артиллерией дома рыбаков, с их семьями, когда у нас не было ни Чудской военной флотилии, ни артиллерии. Почему они