Лика огляделась. В деревянном походном кресле, стоявшем у центрального столба, дремал человек, одетый в богато изукрашенные доспехи. Конический шлем с поднятым золотым забралом в виде улыбающегося лица, стоял на раздвижном столике рядом со спящим. У мужчины были короткие седые волосы, ничем не примечательное мягкое лицо, струйка слюны, тянущаяся из полуоткрытого рта по нижней оттопыренной толстой губе и стекающая на раззолоченный панцирь. Больше здесь никого не было. Лика уже собиралась выйти из шатра, чтобы посмотреть на других людей, чье присутствие угадывалось по разнообразным приглушенным шумам, доносящимся снаружи, но как раз в этот момент полог над входом качнулся вбок, и в шатер вошел высокий – ему пришлось пригнуться – грузный мужчина в меховом плаще, под которым виднелась стальная кираса. На голове у него был красный шерстяной берет с белым пером, пристегнутым заколкой с изумрудами.

– Ваше величество! – сказал человек хриплым простуженным голосом. – Ваше величество!

Мужчина в кресле что-то буркнул со сна, от чего на губах его запузырилась слюна, и открыл глаза. Он посмотрел на вошедшего мутным взглядом и хотел что-то сказать, но голос изменил ему, и из горла раздалось только какое-то шипение. Тогда он откашлялся, одновременно удобнее устраиваясь в кресле, и зло посмотрев на вошедшего, по-прежнему стоявшего перед ним сгорбившись, чтобы не задевать головой полотняный потолок, спросил:

– Что вам угодно, граф?

Теперь выяснилось, что голос у него высокий и тонкий, и раздражение, отчетливо слышавшееся в этом голосе, звучало несколько комично, как у смешных королей в мультиках. Настолько комично, что Лика хихикнула и тут же испуганно прикрыла рот ладошкой. Но внимания на нее никто не обратил.

– Ваше величество, – хрипло сказал граф. – Пришли кагой – вожди Круга воев. Они хотят с вами говорить.

– Что?! – возмущенно воскликнул король. («Ведь он король, раз ему говорят ваше величество», – подумала Лика.) – В такое время? Который час?

– Два часа после полуночи, – ответил граф. – Сожалею, ваше величество, но вам необходимо с ними говорить. Это Старшие кагой.[141]

– Да? – Король провел ладонью правой руки по лицу, как бы стирая сон. – Ну тогда… Ладно, пусть войдут.

В голосе его по-прежнему слышались раздражение и недовольство, но теперь к ним добавилась еще и капля смирения. Согласия с необходимостью, так, наверное.

Грузный мужчина кивнул, коротко поклонился и исчез за входным клапаном.

Король хлопнул в ладоши, и из-за тканого занавеса, делившего шатер надвое, поспешно появился молодой мужчина в цветастой одежде – что-то сложное, желтое с зеленым и красным, – держащий в одной руке серебряный тазик, а в другой золотой кубок. Через руку, держащую тазик, был перекинут платок из тонкого полотна. Слуга («а кем бы ему еще быть?») подскочил к королю. Тот, поморщившись, взял из тазика мокрую тряпицу и отер лицо и руки. Бросив тряпицу обратно в тазик, король взял с протянутой к нему руки платок и вытер лицо и руки уже насухо. Наконец слуга подал ему кубок, и именно в этот момент чей-то сильный молодой голос возгласил за пологом:

– Кагой Круга воев к его королевскому величеству!

Снова сдвинулся полог, и в шатер один за другим вошли пятеро мужчин, снаряженных к бою, – они были в кольчугах и панцирях, но без оружия. Четверо остановились у самого входа, лишь разойдясь в стороны, чтобы не тесниться, а пятый шагнул вперед и, быстро преклонив колено перед королем, выпрямился во весь рост.

Мужчина был невысок, но в нем чувствовалась огромная физическая сила. В рыжих вьющихся волосах пробивалась седина, а лицо, казалось, было вырублено грубо, но добротно из твердой светлой древесины; его серые глаза смотрели спокойно и уверенно. Как и другие кагой, он был одет для битвы, и Лика отметила для себя, что кем бы он ни являлся в обычной жизни, но его светлые доспехи, украшенные чернью, должны были стоить целого состояния. Впрочем, на его широкие плечи был наброшен простой коричневый плащ из плотной шерстяной ткани, служивший контрастом богатому снаряжению.

– Я кагой Иэр Коон, – сказал мужчина со сдержанным поклоном.

Голос у него был низкий и звучный, и от него исходила аура силы и власти.

– Король, я пришел к тебе говорить от имени Великого Круга. Мои уста – уста Совета.

– Говори! – приказал король. В его голосе не чувствовалось уверенности.

– Так случилось, – медленно сказал мужчина, глядя прямо в глаза королю, – что король гегх заболел.

При этих словах король вздрогнул и непроизвольно подался вперед.

– Сейчас, – продолжал Коон, – он лежит в горячке. Такая беда.

Он помолчал секунду, давая королю возможность осмыслить сказанное.

– Поэтому, – мужчина чуть усилил свой мощный бас, отмечая произнесенное им слово, – в своей милости и заботе о народе гегх король приказал, чтобы на рассвете гегх пошли в бой под водительством князя Вера – Ойна Великого Круга.

Он закончил, и в шатре наступила тишина. Слышалось только частое дыхание короля. Пауза длилась долго – пожалуй, слишком долго.

– Да будет так, – сказал наконец король устало, откидываясь на спинку кресла. – Идите.

Кагой поклонились и один за другим покинули шатер. Последним вышел Коон.

Подчиняясь мгновенному порыву, следом за ними вышла и Лика, оставив короля дремать в своем совсем не королевском шатре. Снаружи было темно и знобко. Вокруг, в неверном свете лун и всполохах многочисленных костров, скорее угадывался, чем виделся, огромный военный лагерь: шатры и палатки, воины, сидящие и лежащие у костров или идущие из неизвестных Лике мест в другие неизвестные ей места, по своим непонятным делам. Где-то справа, судя по всхрапыванию лошадей, находились коновязи, и именно туда шли сейчас пятеро кагой. Пошла за ними и Лика.

В полном молчании кагой дошли до коновязи, она действительно находилась недалеко, и слуги сразу же подвели им оседланных лошадей. По-прежнему не произнеся ни одного слова, кагой поднялись в седла и тронулись на запад, если судить по положению лун. Лика не знала, что ей теперь делать: ведь пешком она верховых догнать не могла ни за что, какой бы тихой рысцой ни бежали их кони. Но, кажется, кто-то решал за нее такие вопросы с необыкновенной и внушающей страх легкостью. Только что Лика стояла у коновязи, провожая взглядом растворяющихся во мгле всадников, и вот она уже стоит на просторной лесной поляне, среди догорающих костров, образующих правильный круг, и слышит приближающийся, но еще далекий стук копыт по подмерзшей земле.