— Хочешь проверить? — блефовала ли я? Под руками любимой монтировочки нет; впрочем, ничего нет. Мне совершенно нечего ему противопоставить, если только опять к какой-нибудь «детской» хитрости прибегнуть.

— Солнцева, — он вздохнул так, будто я не оставляла ему выбора, — ты совершенно не в моём вкусе. Пацанёнок, — а вот это было обидно. Слово неожиданно кольнуло острой шпилькой, будто попав в цель, и заставив меня в ярости сжать кулаки и по-звериному раздуть ноздри. Дурак! — Извини, это только ради твоего воспитания.

Он неожиданно подтолкнул меня назад, и я отшатнулась, потеряв равновесие. Однако, упасть мне не дали — обхватили сильными руками за талию и… Державин наклонился ко мне. За мгновение до поцелуя мазнула взглядом по его губам, по хитрым прищуренным глазам.

— Хам, — выплюнула ядовито и резко, со всей силы, встала ему на ногу пяткой. Безрассудная и совершенно глупая идея — кроссовки надеть не успела. Отбить-не отбила, но неприятно…

— Трусиха, — хмыкнул Максим, будто, не заметив отчаянной попытки избежать его прикосновения, и, как ни в чём не бывало, убрал с моей талии руки. Подошёл к одному из шкафчиков и… открыл его ключом. — Запомни, Солнцева, весь мир не крутится вокруг тебя. И не бери на себя слишком много. Чревато.

Я молчала. Не по тому, что мне нечего было сказать в ответ. А по той простой причине, что Максим вдруг начал расстёгивать рубашку. Застыла, как изваяние, не понимая, что происходит. Какого…?

— Ты на всех так пялишься? — Максим с ухмылкой повернулся ко мне. И только когда лязгнула застежка кожаного ремня на брюках, я поняла одну элементарную вещь — он раздевается. Именно. Он пришёл в раздевалку, чтобы переодеться! А я… чтоб его!

— Было бы на что смотреть, — постаралась вложить в слова всё безразличие и холодность и, нервно передернув плечами, отвернулась от Державина. Кроссовки. Надо надеть кроссовки…

— Конечно, — раздался смешок. — Тебе лучше знать.

Никогда так быстро не зашнуровывала обувь. В несвойственной мне манере скомкала комбинезон и запихала его в сумку, стараясь не оборачиваться в сторону Максима. Ещё чего!

Державин словно издевался надо мной — как ещё можно объяснить, что к тому моменту, как я направилась к двери, он всё ещё щеголял с голой спиной и в полурасстегнутых брюках. Случайно заметила — боковым зрением.

— Женька, я пришёл тебя… — в раздевалку с хохотом влетел Зорин, но, заметив Державина, будто замялся, — спасать.

— Поздно, — буркнула я, беря друга под локоток, — сама себя спасла.

Мы практически вышли в коридор, когда Максим вдруг заговорил:

— Так что, Солнцева, по рукам? — даже на мгновение замерла, ощущая пристальный взгляд Максима, направленный мне в спину.

— А… — начал Лёшка, но я одернула его, прошипев «Потом».

— По рукам, — с трудом заставила себя не оборачиваться. Распрямила спину и практически потащила Зорина за собой, как на буксире.

— И ещё… — вновь раздался голос Державина, когда мы были уже в коридоре. — Пятая строчка в классе «Свободный», — и дверь в раздевалку закрылась.

— Самовлюблённый индюк! — процедила сквозь зубы я, быстро шагая в сторону лестницы.

— Женя? — обернулась к застывшему, как истукан, Лёшке. — Ты в порядке?

Голос у него был… странным.

— В полном, — кивнула я. — Ты идёшь? Опоздаешь на старт — я себе не прощу.

— Он ничего тебе не сделал?

— Тьфу ты, Зорин. Совсем дурак? Как только такой бред в голову пришёл? — отмахнулась от Алексея.

Лёшка хмыкнул. Но за мной всё же пошёл. И даже, что странно, не задал больше ни одного вопроса, хотя я чувствовала, что ему так и хочется устроить мне допрос.

— Всё, иди, готовься, — уже на выходе из здания отправила Зорина настраиваться на гонку.

— А ты?

— Сейчас приду, — заверила его я и практически побежала к стенду с расписанием гонок.

На пятой строчке в классе «Свободный» значилось: Нуреев Влад — «ToyotaCelicaGT-four» // Державин Максим — «MMCEvoVIII». Кажется, я потеряла дар речи.

— Не тормози, Зорин! Ну же! Газу! Газу! — цедила сквозь сжатые зубы, стараясь не кричать на всю Ивановскую, то бишь не привлекать к себе излишнего внимания. Никогда не умела «болеть» тихо — вот и сейчас, сжав руки в кулаки и чуть ли не подпрыгивая на месте от переизбытка эмоций, следила за заездом.

Стоявший рядом Палыч, напротив, был сосредоточен, как никогда. Серебристый Лёшкин «Форестер» скрылся за поворотом, пропав из вида; большая часть заезда позади. Предстоял ответственный и важный момент — смена дорожек.

Два автомобиля выскочили вровень друг с другом. Нехорошо… как бы не закусились, кто кому уступит. Задержала дыхание, цепким взглядом коршуна уставившись на трек, стараясь не пропустить ни одной детали.

— Не пускай! Алексей! — не сдержался Палыч, обычно никогда не комментирующий происходящее. Толка он в этом не видел — всё равно тот, кому предназначаются комментарии, не слышит. Лёшка и правда решил побыть джентельменом — он шёл по правой дорожке и мог перестроиться первым, но… едва чёрная «Хонда» выскочила перед «Форестером», произошло две вещи.

Зорин чуть замешкался и не перестроился влево. А у рванувшей вперёд «Хонды» с громким хлопком открылся капот.

Такое бывает. Редко, но бывает. И неожиданностью ни для одного опытного гонщика стать не должно. Но вместо того, чтобы прижаться к краю трассы, «Хонда» вильнула задом и резко затормозила.

Лёшка не растерялся. «Форестер» ловко ушёл в сторону, избегая столкновения, и рванул вперёд. Только сейчас я облегченно выдохнула — обошлось. Пусть такие неприятные инциденты не были из ряда вон выходящими, но благополучный исход зависел от человеческого фактора. И на этот раз, к счастью, всё закончилось хорошо.

Краем уха услышала довольный смешок. Повернулась на звук. Стоявший рядом фотограф с ухмылкой разглядывал получившиеся кадры на экране фотоаппарата. И с профессиональной точки зрения я была с ним солидарна — вот уж что-что, а эффектные кадры обеспечены. Хмыкнув, вновь взглянула на трассу.

К «Хонде» подбежал один из маршалов, что следили за ходом гонки с трека; горе-водитель, оказавшийся совсем молоденьким пареньком, из незнакомых мне новичков, закрыл капот и, договорившись о чем-то, потихоньку направился на выезд. Обидно, но что тут поделаешь — правила строгие, за техническую неисправность полагалась дисквалификация.

Дождавшись, пока Лёшка пересечет финишную черту, направилась на стоянку. Хмурый Палыч шёл рядом, чуть прихрамывая.

— Вы сегодня решили меня до инфаркта довести?

Зорин, уже успевший примостить пышущего жаром «Форестера» рядом с моей «лисой», только пожал плечами.

— Еще чего, — голос друга не выражал ни капли раскаяния, — день сегодня такой, геомагнитная обстановка неблагоприятная.