Мы подошли к речке, жара стояла невыносимая, хотелось искупаться, но я решила, что сначала нужно осмотреться на местности ради своей безопасности, и мы пошли дальше вдоль реки. Мирон рассказывал о деревне, и где живут ее обитатели. По пути нам встретилась небольшая опушка с земляникой, никогда еще я не ела такой ароматной земляники. Обойдя ближайшую округу, мы решили вернуться, по пути к дому нам встретилась девочка лет одиннадцати, она плела венок из полевых цветов, облокотившись на колодец.

— Ты бы поосторожнее была, не упади в колодец, — предостерегла я ее, — ты откуда здесь одна?

— Мамку жду, она к бабке Агафье ушла. А вы откуда? Я вроде вас раньше тут не видала.

— Я из города, погостить приехала.

— А к кому?

— К Марфе, она родственница моя.

— Так она вернулась что ли? Не видно ее давно было.

— Нет, я одна, просто поживу у нее.

— А-а, смотрите какой я венок сплела, возьмите в подарок.

— Не бери, — шепнул мне Мирон.

— Спасибо, но оставь лучше себе, тебе он больше подойдет.

— А зовут-то вас как?

— Не отвечай ей, — злился Мирон. — Ты вообще, ступай отсюда, и морок свой скинь — вижу я твою сущность, — бросал с вызовом мой помощник.

Девица заскрипела зубами и что-то прошептала себе под нос. Потом по ее лицу пробежала рябь и передо мной предстала красивая молодая девушка лет двадцати пяти с темной косой ниже пояса и большими зелеными глазами.

— А ты не суйся, тебе вообще слова не давали! — огрызнулась новая знакомая.

— Да кто ты такая, чтобы мне его давать!

— Вот нашлю на ваш дом змей, не уснете всю ночь, довыступаешься.

Я смотрела на эту метаморфозу открыв рот. Я даже не могла остановить спор между моим помощником и этой девицей. Такого я себе наяву и представить не могла. В этот момент девушка бросила свой венок к моим ногам и пошла прочь в сторону деревни.

— Мирон, что это было?

— Это морок. Она для тебя ребенком обернулась, чтоб, значит, в доверие к тебе влезть. Ты бы венок у нее взяла, на голову надела и все, ты в ее власти бы оказалась, ненадолго, конечно, но ей бы этого времени хватило, чтоб тебе приказать чего-нибудь, в дом там впустить или вещь какую ей принести.

— Ничего себе!

— Да, тут тебе не город, расшаркиваться не станут. Чуть зазевался и все, считай — труп.

— Она одна из полозовых невест?

— Из них, младшенькая, на разведку, видать, приходила.

Так за разговором мы дошли до дома. Я была полностью ошарашена — навести морок во сне — это одно, а вот наяву — это совсем другая история. Прав Мирон — ухо теперь нужно держать востро. Пантелеймон Гаврилович наводил дома порядок, постелил скатерть на стол, половики аккуратно расстелены — красота. Я достала из багажника еду, которую захватила из города, и мы уселись ужинать. Домовой принюхивался к каждому блюду, что-то пробовал, кряхтел, морщился:

— Как вы это едите в городе? — удивлялся он.

— Это еще ничего, — с набитым ртом говорил Мирон, — бывает такая гадость, что даже пробовать страшно.

— Так и помереть можно, может, лучше сами что-нибудь приготовим? А?

— Пантелеймон Гаврилович, давай завтра, сегодня сил уже нет.

— Ну завтра, так завтра, — сказал домовой, допивая газировку, похоже она ему больше всего по вкусу пришлась.

Глава 7

Ночь выдалась лунная, она заливала своим светом комнату, я не могла сомкнуть глаз — все прислушивалась к шорохам за окном, мне все казалось, что полозова невеста исполнит свою угрозу и в дом заползут змеи. Уснуть удалось только под утро, надо бы у Мирона попросить какой-нибудь травки от бессонницы, а то я буду как разбитое корыто. Разбудил меня громкий петушиный крик — деревня. Солнечный луч заигрывал со мной, слепя мне глаза, я сладко потянулась в кровати, открыв один глаз. На кухне была тихая возня — Пантелеймон Гаврилович что-то шептал Мирону, тихонько гремела посуда, в печке трещал огонь, мои друзья явно готовили завтрак — было очень приятно видеть такую заботу.

— Что это вы тут затеяли? — спросила я, заглядывая в кухню, — как вкусно пахнет.

— С добрым утром, хозяюшка, — сказал Пантелеймон Гаврилович

— С добрым утром!

— А мы вот чай травяной заварили.

— С удовольствием попробую. А давайте блинов напечем?

— Было бы не плохо, — ответил домовой, доставая сковороду.

С блинами управились быстро, варенье Пантелеймон Гаврилович достал из запасов Марфы — завтрак удался.

— Мирон, пойдем на речку?

— Пойдем.

Пантелеймон Гаврилович остался на хозяйстве, а мы двинули в сторону реки. Навстречу нам шла сгорбленная старая женщина. За плечами у нее висела холщовая котомка, опиралась она на большую палку.

— Я смотрю, ты новую хозяйку обрел, — проскрипела она в нашу сторону, явно, имея в виду Мирона.

— И тебе привет, бабка Агафья, — поприветствовал ее мой помощник.

— А ты, знать, Марфу заменила. Да, судьба, ее не перепишешь. Надолго ли ты к нам, голубушка?

— Не знаю еще.

— Полозовы гадюки тебя уж видали, небось?

— Видали, а вы, я смотрю, их не жалуете?

— А чего мне их жаловать? У них то шабаш какой с ведьмами, то сглазят чего, что не выведешь никак. Ты с ними поаккуратнее, девка.

— Баба Агафья, а вы в каком доме живете?

— Так соседка я твоя, а ты что, в гости что ли напроситься хочешь?

— Так, почему бы и нет? А может и вас к себе пригласить?

— Не боязно? — усмехнулась старуха.

— Вас нет.

— Ну заходи вечерком, поболтаем.

Агафья перехватила свой посох поудобнее и заковыляла в сторону деревни.

— Мирон, к ней безопасно идти?

— К ней, да. К ней Марфа частенько захаживала. То совета какого спросить, то ворожить.

— Ворожить?

— Ну да. Однажды, эти две гадюки покойника перед соседней деревней захоронили, да за дорогой приглядывать приставили, он к ним всех путников и заворачивал, да не просто так, а чтоб все добро, значит, им отдавали. Спасу не было, вот соседняя деревня к Агафье и пришла, помочь просила, не знали они, что это полозовы невесты все устроили, а то бы прямо к ним пошли с вилами, беда бы была. Агафья хоть и знахарка, но кроме нее да Марфы обратиться людям не к кому было. Что тут было! Чуть до смертоубийства не дошло. Марфа сумела в сон Маринки, младшенькой, что тебя у колодца ждала, пробраться, хоть та препоны ей поставила, но Хозяйка моя обмануть ее смогла. Вызнала Марфа каким приговором они покойничка к деревне приставили и в полнолуние