за мной не следил. Все идет своим чередом.

Она сделала еще шаг, переступила через последний швартов.

Меня никому не видно, подумала она.

Ее правый локоть скользнул по контейнеру. Она подобрала к животу юбку, присела на корточки, сдернула трусы и пустила нескончаемую струю мочи. Поскольку она долго сдерживалась, эта операция доставила ей настолько живое наслаждение, что она перестала цедить что-то сквозь зубы, издала стон и улыбнулась. Переждав мгновение, отодвинулась от тошнотворной лужи, выпрямилась и привела в порядок одежду. Она уже не улыбалась. Теперь, облегчившись, она хотела лишний раз убедиться, что предохранитель пистолета находится в правильном положении.

Она запустила руку в фартук, который надела в момент выхода, такой, какие носят на рынках торговки морепродуктами, черный и блестящий, с большим карманом на животе, чтобы опускать туда нож, монеты, иногда купюры. Ее пальцы тут же наткнулись на металлическую рукоятку и принялись играть с отлично смазанным механизмом предохранителя.

Нижнее положение, чтобы немедленно выстрелить, напомнила она себе.

Верхнее положение, чтобы чего не вышло.

Это был «Стечкин-Авраамов» с магазином на восемнадцать патронов, который за три дня до этого продал ей один дезертир; он никак не соглашался снизить цену, хотя вместе с оружием мог предложить только четыре патрона. Старуха знала: это не слишком выгодная сделка, но уступила, прикинув, что солдатик вполне мог быть ее внуком и что в данных обстоятельствах деньги были ему нужнее, чем ей. По сути, ее жизнь подходила к концу, и, растратив свои скромные запасы, она вполне могла бы и умереть. То, что она потратила на одну покупку все свои сбережения, не имело никакого значения.

Ее жизнь. Подходила к концу.

Да ладно, моя жизнь, подумала она. Когда я пристрелю этого типа, Бахуума Дрыждяка, к чему мне будет дальше коптить небо?

За сорок лет до этого она сумела ускользнуть от второго истребления уйбуров. Она была одной из немногих, кто мог этим похвастаться, и с тех пор никогда не носила одежды других цветов, кроме черного, – из симпатии к анархистам, но также и потому, что хотела заявить, что носит траур по своему народу, что будет в трауре по своему народу до последнего издыхания.

Она опять принялась брюзжать. И продолжала теребить механизм «Стечкина». В нижнем положении – немедленный выстрел. Рычаг по горизонтали – выстрел невозможен. Вниз – можно стрелять. Вверх – можно не особо беспокоиться.

Она повторяла термины, которые использовал солдат при купле-продаже. Он излагал все это со скукой, несомненно убежденный, что ей никогда не приходилось обращаться с предметами подобного рода. Между тем она когда-то прошла военное обучение и отнюдь не чувствовала себя беспомощной, сталкиваясь с разнообразными механизмами, которые довели до ума люди, чтобы убивать друг друга.

«Стечкин-Авраамов», пробормотала она. Из новинок, запущенных в производство сразу после падения Первого Советского Союза. Отменное устройства. С этим не шутят.

Ну да, хмыкнула она. С этим не шутят.

Ее накрыл влажный порыв ветра, пришедший с юго-востока. Прежде чем добраться до нее, ветер прочесал доки и вход в порт. Она узнала затхлый запах пожара, который на прошлой неделе полностью уничтожил лагерь беженцев Аня Виет, оставив от построек всклокоченные остовы.

Совсем рядом с хрустом и плеском шевелились джонки. Хворого разбирал новый приступ кашля. Казалось, будто слышишь, как поодиночке лопаются альвеолы в его легких и исходят влагой.

А что, если этот кашляющий тип – Бахуум Дрыждяк? – процедила она сквозь зубы.

Четвертое затруднение: а что, если ты, не будучи профессиональным убийцей, окажешься с глазу на глаз с целью, к которой испытываешь жалость? Которая, поскольку ее легкие разъедает гангрена, внезапно не покажется заслуживающей четырех предназначенных ей пуль?

Она настороженно подошла к краю набережной. Запах ее собственной мочи смешивался с миазмами хлюпающей у самых ног грязной воды. Она вынула из фартука пистолет и направила его в сторону неопределенной массы, в которую слились три джонки. Кореец из дортуара утверждал, что Бахуум Дрыждяк скрывается на одной из них, и не дал никаких дополнительных указаний. Чтобы убить, ей придется отыскать его там, в чреватых случайностями потемках, среди внезапной неразберихи, непредвиденных жестов и криков, пока лодки будет укачивать зыбь, и это оставляло мало шансов, что удастся с полной уверенностью опознать цель.

Первый риск: действовать без разбора, как скоты из отрядов Вершвеллен или империалистический враг, стрелять наудачу, убивать женщин и детей, упуская при этом цель.

А если дождаться, пока забрезжит утро? – размышляла она. При свете я смогу разобраться с силуэтами, лицами.

Забрезжит утро. Если дождаться его, чтобы не упрекать себя в идиотской бойне.

Надо разобраться, где невинные и где цель, процедила она сквозь зубы.

Она убрала оружие в карман фартука и отступила, намереваясь привалиться спиной к контейнеру. Жижа хлюпнула у нее под ногами.

Ну вот, вляпалась в свои же ссаки, рассердилась она.

Она распалилась до такой степени, что высказалась чуть ли не в полный голос.

– Ну и дела, – сказала она. – Вляпалась в свои ссаки, как последняя засранка.

– Скажи-ка, старая, ты что, не видишь, что шлепаешь по своим ссакам? – произнес резкий голос совсем рядом с ней.

Мужской голос. Или очень низкий женский. Женский или, скорее, птичий. Птицы в человеческий рост, как ни крути. Игрияна Гогшог не подпрыгнула на месте, но у нее подскочило сердце. Кровь отхлынула от лица вместе со вздохом, от которого задрожала ее старческая кожа и содрогнулись кости черепа, так что в нем наложились два слоя мысли. Шалый тýпик, подумала она задней мыслью, на заднем плане. Не иначе шалый тупик, какие бытовали некогда в уйбурских легендах, существо с не вполне ясными функциями, которое появлялось и исчезало, не принося на самом деле утешения или поддержки тем, кто в этом нуждался. Которое появлялось в момент полного внутреннего крушения или смерти.

Я его не заметила, подумала она более четким, более острым образом, на переднем плане. Он наблюдал за мной из тени контейнера с отбросами. Он наблюдал за мной, когда я присела и справляла нужду.

Ее рука все еще медлила у живота. Она нерешительно взялась за оружие, положила указательный палец на курок, толкнула рычаг предохранителя вниз. И вдруг поняла, что уже не помнит, чему соответствует этот жест. Нижнее положение, растерянно подумала она. Верхнее положение. Немедленный выстрел. Нет. Скорее наоборот. Она ощупывала предохранитель большим пальцем. Ей даже не удавалось разобраться, был ли рычаг заблокирован по горизонтали или же нет. У нее вдруг окоченела рука, как бывает всякий раз, когда ты больше не уверен, где находишься: в уйбурской легенде, в дурном сне, в реальности или того хлеще.

Пятое затруднение: а если, столкнувшись с шалым тупиком, не очень-то знаешь, как поступить?

– Ну и? – бросила она подосипшим от страха голосом. – Ты что, никогда не видел, как старуха ссыт точно животное?

Она вытащила пистолет и без особого энтузиазма направила его туда, откуда, как ей казалось, исходил голос. В темноте, прямо перед ней, ничто не шелохнулось. Она не различала ничего, что могла бы счесть формой. Наступил миг полной тишины, потом что-то навело ее на мысль о распушенных перьях.

– Этот пистолет не по тебе, – сказал тот. – Убери его на место. Осторожнее. Поставь на предохранитель.

– Поставлю, если захочу, – бросила Игрияна Гогшог, – паршивец.

– Проверь, что он стоит на предохранителе, – настаивал невидимый незнакомец. – Убери палец с курка. Подними рычаг предохранителя и положи это к себе в карман.

Она по-прежнему ничего не видела. Ну или разве что набухшую темноту, словно пространную, бесформенную черную массу. Не доставлял надежной информации и нюх. Она стояла слишком близко к контейнеру, запахи тухлятины служили препятствием потенциальному запаху курятника, исходившему от шалого тупика.

– И, для начала, ты-то кто такой? – спросила она.

Тот пропустил несколько секунд.

– Откуда явился? – настаивала она.

Она понимала, что говорит, вместо того чтобы действовать, но никак не могла взять инициативу в свои руки. Ей никак не удавалось все осмыслить. Ее рука начала дрожать, скорее от нервов, чем от страха. Она покрепче сжала рукоятку. Оружие покачнулось. Она судорожно вцепилась в него. Оно продолжало раскачиваться.

– Ты уже получал в жизни пулю? – с угрозой бросила она.

– Да, случалось такое, – сказал тот.

– Со мной тоже, – смягчилась она.

Как раз в этот момент на западном краю порта, со стороны резервуаров с горючим, зажглись автомобильные фары и, несмотря на расстояние, донеслось хлопанье двери. Если зажигание и было включено, рокот мотора сюда еще не донесся.

– Полиция, – предупредил голос. – Это час обхода. Тебе не поздоровится, если они застукают тебя со «Стечкиным». Спрячься в мусорный бак.

Второй риск: попасть в руки полиции до того,