– Вас легко сделать счастливым.

– Вы думаете?

– Конечно! Пойдёмте вниз, я хочу, чтобы вы все-все мнехорошенько показали.

Щёлкнул свет, и я, в своём красном платье и серых тапочках,в два часа ночи, в деревне Кошки, со сломанным «Феррари», оказалась в музее.

– В нашем городе творили такие великие художники, какАльтман, Кульбин, Лебедев…

Федор передвигался по залу, его глаза горели, он словнозабыл о моём существовании.

– …великий Малевич…

– Малевич? – переспросила я. – Я, конечно же,знаю Малевича.

– Посмотрите, здесь эскизы, которые художник создал втысяча девятьсот тринадцатом году к постановке оперы «Победа над солнцем». Вывидите эти декорации? Эти костюмы? Обратите внимание, какие простые формы! Какэто не похоже на всё, что создавалось раньше! Какая геометрия! Вы видите?

Я улыбнулась. Вот такой вот Федор в странном галстукепоказывает мне эскизы Малевича. У них вообще охрана есть?

– Вы знаете, ведь именно эти эскизы послужили толчком коткрытию нового художественного направления – супрематизма!

– Супре?…

– Супрематизма!

– Это подлинники?

– Да. Два эти рисунка – подлинники. У нас небольшоймузей и, конечно, много копий, но эти – подлинники.

Он гордо кивнул и остановился напротив эскизов. Двухнебольших листков тетрадного формата.

– А сколько они стоят? – спросила я.

– Не знаю. В том смысле, что они – бесценны, понимаете?

Прибежал Владимир.

Мы поднялись наверх и громко открыли шампанское.

– За вас! За самое очаровательное явление в нашемгороде! – провозгласил Владимир.

– Не только в вашем, – поправила я.

Шампанское было ужасным. Просто оно не было шампанским. Онобыло газированным вином. Неплохим.

– Можно, я спою вам ещё раз? – спросил Владимир.

– Можно. – С каким же удовольствием я допила бокалдо дна! У меня был очень тяжёлый день.

Владимир снова спел. Мне снова захотелось плакать.

– А что это значит? – спросила я. – «Я ищупод ногами солнечный свет. А нашу любовь я ищу в облаках». Вы пережилинесчастную любовь?

– Нет, нет и нет! – закричал Владимир. – Втом-то и дело, что нет! Потому что все в мире перемешалось, понимаете, Элла?Люди не находят свою любовь, потому что ищут её в облаках. И любовь, и счастье,все! А ведь все это рядом, это окружает нас, это наш мир! Он у нас под ногами!

– А в облаках только солнечный свет?

– Конечно! И ничего не надо менять местами!

Федор довольно улыбался. Он шепнул мне в ухо:

– Я давно не видел своего друга таким счастливым.Спасибо вам.

– Наверное, уже поздно, – спохватилсяВладимир, – наверное, мне пора.

– Наверное, вы хотите спать? – спросилФедор. – Ведь вашу машину всё равно не починить до утра.

– Спать? – Как раз спать мне не хотелось совсем.Как будто я и не проехала шесть часов по дороге Питер-Москва.

– Я останусь у Владимира. А вы устроитесь здесь,хорошо?

– Да, да, конечно, ты можешь остаться у меня. Спокойнойночи, Элла.

Они развернулись и как-то очень быстро оказались у двери.

– Постойте! Вы ведь ещё не показали мне остальныекартины…

– Вы хотите, чтобы я показал их вам? Сейчас?

– Да, а что, ваши картины, как и ваш ларёк, на ночьзакрываются?

– Нет. Конечно, если вы хотите…

– Федор, я все равно пойду, мне с утра на работу, но тыприходи. Я оставлю дверь открытой.

– Спасибо.

Я улыбнулась.

– Пойдёмте!

Я взяла с собой подушку и бокал шипучего. Устроиласьпосередине зала на подушке прямо с ногами. Мой педикюр был идеален.

– Петров-Водкин. Вам знакомо это имя?

Я промолчала. Сделала глоток.

– К сожалению, копия. Но отличная! Обратите внимание наорганизацию пространства! Вы знаете, для него пространство – один из главныхрассказчиков картины! Вам нравится?

Мне нравилось. Такие яркие краски, как здорово видеть жизньв таких ярких красках!

– Петров-Водкин считал живопись орудиемусовершенствования человеческой природы.

– Вы думаете, человеческую природу надоусовершенствовать?

– А вы думаете, нет?

– Нет. Все просто, но удобно. Побеждает сильнейший.Зачем что-то усложнять, усовершенствовать?

– Элла, он умел читать судьбу по лицам.

– И что бы он прочитал на моём лице?

– Что не всё, что удобно, делает человека счастливым.Иногда это бывают абсолютно неудобные вещи.

– К счастью, редко.

– Совсем не редко. И побеждать нужно не слабейших…

– Сильнейших! Чтобы стать самой сильной!

– Чтобы стать самой сильной, надо победить себя.

Я смотрела на небольшую картину прямо передо мной. Бакст.Такие странные цвета. От них невозможно оторвать взгляд. Странная картина. Какбудто я её уже где-то видела.

– Это похоже на сон, – сказала я, протянув руку всторону Бакста.

Федор кивнул.

– Вы чувствуете живопись, Элла.

– Значит, я могу усовершенствоваться?

Он улыбнулся.

– Мне кажется, вы и есть совершенство.

– Спасибо.

– Посмотрите сюда. Мой любимый художник. Филонов. Онсчитал, что кубизм, посредством геометризации форм, навязывает миру свою волю.А художник-аналитик должен подражать природе. Тщательно прописывать каждыйатом. Каждый атом, созданный природой, имеет право на своё место в жизни.

– Красиво.

– Очень.

– Каждый атом имеет право на своё место в жизни, –повторила я.

– И каждый красив по-своему. Но главное – не красотаформы. Филонов учил изображать не внешний вид дерева, а его рост. Не лицочеловека, а процесс его мышления. Понимаете?

– Понимаю. Какая необычная ночь!

– Необычная? – Он улыбнулся. – Честносказать, да. Такая необычная ночь.

– И мне так хорошо здесь.

– И мне. Мне кажется, я всегда ждал именно вас, чтобырассказать все это. И показать.

– Я не любила раньше музеи. Я, конечно, была в Лувре, ив д'Орсе, и в Прадо…