Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это невероятно! Вы были в Лувре, в Прадо?
– Да. И в Лондонском музее современного искусства, иНью-Йоркском МоМА…
– И вы молчали?! Вы ничего мне не рассказывали?! –Он схватил меня за руки.
Что же ему рассказать, чтобы он не отпустил мои руки?
– Ну, там здорово, конечно…
– Какая вы счастливая!
Он отпустил их.
– У вас, наверное, такая интересная жизнь…
Я кивнула.
– Да, интересная. Только вот не знаю, что рассказать…
Мы смотрели друг на друга, и наши лица были так близки – и янаконец-то поняла смысл всех этих долгих часов, что я слонялась по музеям всегомира. Всё это было для того, чтобы однажды рассказать об этом Федору. В деревнеКошки. Держась за руки.
– «Мадонна» да Винчи очень маленькая, – вспомнилая.
– Да. – Его лицо приблизилось к моему.
– И она под пуленепробиваемым стеклом, – шепталая.
– Да, – шептал он.
– И вокруг всегда много народу.
Я взяла его голову в руки и поцеловала. Я целовала его оченьдолго. И никто из нас не хотел останавливаться.
– Доброе утро, Элла!
Как приятно, когда, проснувшись, сразу хочется улыбаться.
– Доброе утро, Федор.
Я поцеловала его глаза, нос, лоб. Я улыбалась.
Солнце светило через распахнутое окно, во дворе кричалипетухи.
– Петухи! – с восторгом прошептала я.
– И куры, – подтвердил Федор, – и ещё коза.Её зовут Изольда.
– Какое подходящее для козы имя! – восхитилась я.
Я готова была восхищаться чем угодно этим утром.
– Что ты хочешь на завтрак? – Федор взял мою рукуи нежно поцеловал пальцы.
– Маракуйю с чёрной икрой. И одну ложку овсянки.
Я улыбнулась.
– Эй, не грусти, я же пошутила!
У Федора было такое несчастное лицо, что я бросилась ему нашею.
– Я даже не знаю, что такое маракуйя, – сказал он.
– Зато ты знаешь, что такое супрематизм. – Я судовольствием произнесла новое слово. – Так чем же мы будем завтракать?
– Маруся сейчас принесёт молоко и яйца. Я могу сделатьтебе яичницу. Ты, наверное, не любишь яичницу?
– Обожаю! – воскликнула я. – Я просто обожаюяичницу! А кто такая Маруся?
– Соседка. Она приносит мне молоко, яйца и творог.
– Я обожаю Марусю!
Мне хотелось кричать и прыгать. И обниматься.
– И я обожаю тебя! Я обожаю тебя, Федор!
Он застенчиво улыбался. И всё время целовал мне руки.
– Как здорово, что сломалась моя машина! Тем более, чтоона вообще не моя!
– Мне не верится, что все это на самом деле…
– И мне не верится.
– Ущипни меня.
В дверь постучали. Невероятных размеров Маруся, с белойкосой вокруг головы а-ля-Тимошенко, принесла молоко и яйца.
– Маруся, я вас обожаю! Мне так хотелось молока! –Я кружилась вокруг Маруси в огромной пижаме Федора. – Маруся, вы такаяаппетитная!
Маруся подозрительно смотрела на меня и молчала.
Федор проводил её до двери.
– А это что? – Я стянула покрывало с большогохолста, который был прислонён к стене у входа.
Очень красивый портрет. Молодая девушка держит в рукахкувшин.
Я смотрела в глаза девушки, и мне казалось, что я знаю всё,о чём она думала.
– Это полотно может стать гордостью нашегомузея, – сказал Федор. – Сестра художника выставила его на продажу,очень дёшево, ровно за столько, сколько ей нужно на операцию. Чтобы город могкупить эту картину и оставить её себе.
– И что город?
– Пока ничего. Но я надеюсь. Всё-таки они должныпонимать, что за такие деньги…
– За такие деньги кто-нибудь купит её себе домой!
– Что ты! Это должно быть в музее. Это должны видетьлюди.
– Ну, а где мой завтрак? Моя яичница? Хочу яичницу!Хочу яичницу!
– Бегу. Бегу делать тебе яичницу! Если тебе нужночто-нибудь ещё, только скажи. И я сразу побегу. Лучше даже специальночто-нибудь придумай, мне хочется что-то делать для тебя. И как же тебе идёт мояпижама!
– Это потому, что она твоя.
– Это потому, что ты такая красивая.
– А вчера ты хотел меня усовершенствовать!
– Я был дурак!
– Яичницу! Яичницу!
Он поставил на стол глиняный кувшин с молоком.
Я пила молоко прямо из кувшина. Раньше я ненавидела молоко.
– Стой! Замри! – воскликнул Федор. Я не успеладонести кувшин до рта.
– Как же вы похожи! – прошептал Федор. Он схватилкартину с девушкой и поставил её на стол, прямо передо мной.
– Посмотри! Это же твой портрет!
– Я сначала, когда увидела, что картина закрыта пледом,подумала, что ты прячешь от меня изображение своей любимой…
– Да, это изображение моей любимой. Но я это понялтолько сейчас.
– Ты имеешь в виду меня?
Он кивнул.
Какое восхитительное утро!
– А можно мне у тебя немножко пожить?
– Пожить?! – Федор вскочил и ударился головой обалку. Так же, как вчера Владимир.
– Да, пожить.
Он обнял меня.
– Скажи ещё раз, – попросил он.
– А можно мне у тебя пожить?
Мы смеялись, мы целовались, мы пили молоко из кувшина.
Пока в дверях не появился Серёжа.
– Будем считать, что я не в бешенстве, – сказалон.
А мне уже казалось, что Серёжа существует только в моёмвоображении.
Он был зол, не свеж, от него пахло перегаром.
– Серёга! – воскликнул Федор, кидаясь к нему спротянутой рукой.
Мужчины пожали друг другу руки.
– А что она здесь делает? – Он кивнул на меня.
– Это моя гостья! – с гордостью произнёс Федор.
– Вот как? И давно вы знакомы? – Серёжа уселся застол и положил ноги, едва не скинув кувшин с молоком.
– Почему ты спрашиваешь? – Федор продолжал стоятьв дверях.