Тогда святой объяснил ему, что он удостоен величайшей чести — прославлять Господа, который возлюбил Нищету, разделив между богатыми хлеб, полученный им в знак братской любви, и показав своим собственным примером, как хорошо просить и подавать Христа ради. Потом он искренне признался: «Сам я предпочитаю бедный стол богатому, уставленному таким множеством блюд, что сосчитать невозможно».

Кардинал Уголино понял, что святые пренебрегают приличиями, ибо взгляд их на все это выше обыденного, и за их кажущейся странностью скрывается глубокая мудрость, которую поймут разумные, справедливые люди. И потому, раскрыв руки для объятия, он сказал Франциску: «Сын мой, делай так, как ты считаешь нужным, ибо сам Бог с тобой и ты с Ним».

Глава четвертая

РЫЦАРИ ГОСПОЖИ БЕДНОСТИ

ПЬЕТРО КАТТАНИ И БЕРНАРДО ДА КВИНТАВАЛЛЕ

После происшедшего в Порциунколе святой Франциск стал проповедовать на площади Сан Джорджо, не задаваясь вопросом, готов ли он, достоин ли этого. Он был смиренным до самозабвения и знал лишь одно — слово Божье истинно, оно продиктовано свыше. Говорил он пылко, всегда вдохновленный Всевышним, и потому слова его проникали в самую глубину сердца и повергали тех, кто слушал его, в смятенное изумление. Он начинал проповедь, приветствуя людей: «Мир вам от Бога», и просил, чтобы все, встречаясь, повторяли это приветствие, ибо видел, что в них созревают алчность и ненависть, которые могут привести к раздору.

Слушал Франциска и один из самых богатых и рассудительных людей Ассизи, Бернардо да Квинтавалле. Он два года наблюдал за ним, изумляясь, как молодой человек, одних с ним лет и почти одного с ним положения мог достигнуть таких чудес святости или безумия. Однажды, когда Франциск проповедовал, он почувствовал то, что смутно возникало в нем и ранее — ему захотелось жить так же. Но он был осторожен, и прежде решил удостовериться, правда ли Франциск — человек Божий. Как-то вечером он пригласил его к себе. За ужином он смотрел, как Франциск говорит, что ест; после ужина проводил его спать в свою комнату, в которой всегда горел светильник, думая про себя: «Посмотрим, такой ли он, как все?» Франциск смутился от такого соседства и от света, ведь по ночам он вставал, чтобы молиться, но он сделал вид, будто всем доволен, лег в постель и притворился спящим — но лишь только Бернардо захрапел, как контрабас, одним движением оказался на коленях, воздев руки к небу и устремив ввысь горящий взор. В молитве он забыл, где он и с кем и до тех пор, пока колокол не оповестил о начале утренней службы был охвачен страстным стремлением к Богу, повторяя в слезах всего лишь два слова: «Боже мой, Боже мой!»

Мессер Бернардо, который закрыл один глаз, перестал храпеть — он видел все, он радовался, он плакал вместе с Франциском, и, лежа в постели, принял решение.

— Франциск — сказал он, как только наступил день, — если один человек получил от своего синьора много благ и пользовался ими долгое время, а теперь больше этого не хочет, как ему лучше поступить?

— Вернуть все тому синьору, от которого он это получил, отвечал Франциск.

— Я хочу раздать все мое имущество беднякам ради Всевышнего, Который мне его предоставил. Поделю я добро так, как захочешь ты, ибо в сердце своем я решил покинуть мир и следовать за тобой и делать то, что ты скажешь.

Раньше, когда Франциск блистал среди рыцарей, ему встречались юноши, готовые последовать за ним, чтобы возвыситься, но в новой его жизни такого не случалось. Он возрадовался, словно ночная молитва, в которой он просил у Бога помощи, услышана и ему послан товарищ. К тому же он понял, что нечто новое начинается и для него. Он больше не был одиночкой, он становился учителем и смиренно призвал Учителя в проводники.

— Мессер Бернардо, — ответил он, — то, о чем вы говорите — труд великий и тяжкий, и потому следует спросить совета у Господа нашего Иисуса Христа. Пойдемте со мною к епископу, там есть один добрый священник, мы попросим его отслужить службу, потом помолимся до третьего часа[10], прося Бога, чтобы мы трижды открыли требник, а Он указал нам, какую жизнь мы должны избрать.

Добрый священник, отслуживший мессу — образованный клирик, изучавший право в Болонье, звался Пьетро Каттани и был назначен в церковь Сан Николб в Ассизи. Он восхищался Франциском и еще раньше склонялся к тому, чтобы последовать за ним. Теперь он решился на это по примеру Бернардо. По просьбе Франциска он взял требник, осенил его крестным знамением и с именем Христа трижды открыл его в знак Святой Троицы. В первый раз он открыл его на месте: «Если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи, и следуй за Мною»[11]. Во второй раз: «Не берите с собою ни сумы на дорогу, ни двух одежд, ни обуви, ни посоха»[12]. В третий: «Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною»[13].

И на этот раз Евангелие отвечало в точности так, как мечталось Франциску, который буквально растолковав слова Божьи, сказал: «Братья, вот путь и правило и для нас и для тех, кто захочет примкнуть к нашему братству. Идите же и исполните, что услышали». Мессер Бернардо сразу разделил свое немалое имущество между больницами, монастырями, сиротами, странниками, вдовами и бедняками. Пьетро Каттани, у которого доход был невелик, быстро отделался от своего добра, но на деле он дал еще более, отказавшись уже немолодым от почетной должности каноника, уютной жизни, от привычек вельможи и образованного человека, ради Евангельской нищеты. Небывалое зрелище предстало перед жителями Ассизи, когда на площади Сан Пьетро, (теперь она зовется именем Святого Франциска) беднякам раздавали деньги. Бедняки появлялись отовсюду, сверх меры оборванные, и святой Франциск, который хорошо их знал, указывал друзьям на самых робких. Голосили женщины, галдели мальчишки, отовсюду слышались шутки зевак, а три человека, почти швыряли с безучастным видом такие деньги, за которые другие отдали бы жизнь. Вдруг к Франциску приблизился некий мессер Сильвестро, священник из Ассизи и сказал ему:

— Ты не все заплатил мне за камни, которые покупал у меня, дабы восстановить церковь Сан Дамиано. Теперь у тебя есть деньги, заплати же мне!

Так обнаружил священник достойную порицания скаредность.