коленях и поглощенных молитвой, подумала: «А что я говорила? Если бы они были разбойниками, как называл их мой муж, разве могли бы они так набожно молиться?» Она удивилась еще больше, когда увидела, что произошло потом.

После службы некий мессер Гвидо, добросердечный господин, начал раздавать милостыню всем бедным, находившимся в церкви, но когда очередь дошла до двух бедняков, они от денег отказались. Услыхав это мессер Гвидо остолбенел:

— Вы же бедняки, почему же не хватаете деньги, как другие?

На это ответил брат Бернардо:

— Для нас бедность не тяжела, мы сделались бедными добровольно для стяжания благодати и жизни по Евангелию.

— Так что же, вы никогда ничего не имели?

— Многое, но все, что имели, раздавали бедным.

Все были изумлены. А хозяйка дома решила, что ради Господа следует приютить этих людей, отказывающихся от денег.

«Бог вознаградит вас за добрые помыслы», — ответили братья.

Но мессер Гвидо стал настаивать на том, чтобы они оставались у него сколько пожелают, говоря: «Вот место, которое приготовил вам Господь». И они остались к огромному удовольствию мессера Гвидо, который после этого стал еще более милосерден. Таким образом, братья, отказываясь от преходящих благ в ожидании вечных, получали в награду и блага земные.

ЧТО СЛУЧИЛОСЬ С БРАТОМ БЕРНАРДО В БОЛОНЬЕ

Примерно в 1211 году святой Франциск направил брата Бернардо да Квинтавалле в Болонью, чтобы тот обратил к Богу души болонцев. Приготовления к странствию были коротки: брат Бернардо осенил себя крестным знамением, получил благословение учителя — и пошел.

Иной, отправляясь в столь образованный город, как Болонья, запасся бы красноречивыми проповедями, и стал бы держаться поважнее. Бернардо, вошел в город одетый как пастух и безмолвно сносил насмешки уличных мальчишек; более того — чтобы облегчить доступ преследователям, он остановился на главной площади города. Он спокойно уселся там, и вокруг него собрались девушки, мастеровые, лавочники, школьники, у которых кончились уроки. Им хотелось над кем-нибудь подшутить — кто дергал его за капюшон, кто швырял в него камни и грязь, кто ударял с одной, кто толкал с другой стороны, а Бернардо все молчал и улыбался не улыбкой слабоумного, но улыбкой человека, который знает, что делает. На несколько дней он добровольно как бы приковал себя к позорному столбу, и длилось все это до тех пор, пока доктор права, читавший лекции в Болонье, мессер Никколо деи Пеполи, в изумлении наблюдавший за ним и дивившийся его терпению, не вышел как-то раз в сопровождении любопытствующих школяров, и не спросил у него:

— Кто ты? Для чего ты пришел сюда?

Брат Бернардо, не говоря ни слова, вытащил из-за пазухи устав Ордена и протянул его ученому. Мессер Никколо прочел бумагу с изумлением и восхищением. Может быть, именно здесь та мудрость, которую они пытаются почерпнуть из книг? Затем повернувшись к ученикам, он сказал:

— Поистине, это самая высокая степень веры, какую я когда-либо видел, а человек этот и те, кто с ним, самые святые люди в мире. Обойтись с ним дурно значит сильно согрешить. Его должно почитать, как друга Божьего.

Он пригласил Бернардо к себе, и скоро предоставил ему небольшой домик, чтобы разместить в нем других собратьев, — все он устроил и обставил на свои средства, сделавшись покровителем братства. Так, при помощи уважаемого в городе человека, Бернардо возвысился в глазах болонцев, и они вознамерились узнать и понять его, а узнав, восхитились им так, что даже состязались за право увидеть его. И тот, кто смог лишь коснуться края его одежд, радовался, словно Бернардо был святым.

«Это дурно», — подумал он и однажды сбежал из ученого города, и вернулся к святому Франциску.

«Отец, — кротко проговорил он, — в Болонье все устроено. Направь туда других братьев, которые остались бы там, я же не могу больше приобретать. По правде говоря, для меня большей честью было бы терять».

Сияя от радости, он все отдал братьям, чтобы идти навстречу новым насмешкам и новым обращениям. И зерно, посеянное им, дало всходы, подобно горчичному семени. Никколо деи Пеполи сделался меньшим братом, а славнейший правовед Аккуризо оставил братству новое здание, и так понемногу начал закладываться фундамент церкви Святого Франциска, одной из самых прекрасных в Болонье. И пополаны, и нобили, и книжники, и бродячие артисты мечтали, чтобы их похоронили под кипарисами церковного дворика, ибо сладка смерть под покровительством святого Франциска.

КРУГЛЫЙ СТОЛ

Так же, как рыцари Круглого Стола, вернувшись из походов, собирались вокруг короля Артура, и каждого одинаково почитали, ибо во всем они были равны, рыцари Бедности, совершив свои благородные дела, всегда собирались вокруг святого Франциска. Они любили и почитали друг друга как братья, несмотря на то, что и двенадцать первых рыцарей, составлявшие первый Круглый Стол францисканцев, были разными по возрасту, и по положению.

Среди них были знатные и богатые, как Бернардо да Квинтавалле; доктора правоведения и теологии, как Пьетро Каттани; священники, как Сильвестро; а рядом с ними — крестьяне из соседних земель и настоящие рыцари, как Анджело Танкреди да Риети, которого Франциск победил, нанеся ему всего один удар. Улучив для этого минуту, он сказал ему сурово, когда тот проходил по улице: «Брат мой, долго уже ты носишь пояс, шпагу и шпоры! Настало время сменить пояс на веревку, шпагу — на крест, шпоры — на дорожную пыль. Иди за мною, и я сделаю тебя рыцарем Христовым».

Когда они собирались вместе, то были так счастливы, что забывали обо всех невзгодах. Время проходило у них в молитвах и труде, ведь Франциск не желал, чтобы братья жили в праздности; они содержали себя в чистоте и бедности, побеждали в себе дурные помыслы с помощью противоположных им добродетелей, у них не было никакой собственности, даже книги были общими, по ночам же они вместе вставали, чтобы молиться.

Согласие, в котором они жили, было поистине дивным, один служил другому, предвосхищал его желания — так балует своего любимца мать — каждый готов был отдать за своего любимца жизнь; те же, кто должен был управлять другими, приучали себя к тому, чтобы стать смиренней остальных, а те, кто должен был подчиняться, никогда не противились высшему, ибо чувствовали данную ему от Бога власть. Они остерегались бранных слов, но если и случалось кому-нибудь подумать или сказать то, что могло бы обидеть другого, он тотчас же просил прощения, и просил, чтобы оскорбленный дал поцеловать свою ногу. Хотя и были они беднейшими людьми, у них всегда находилось что-нибудь