– Я не особо врубаюсь в искусство, – пренебрежительно говорит Франко.

– Так ты ж у нас художник, чувак! Ты ж зарабатываешь на жизнь…

– Слышал «Китайскую демократию» «Ганз н’ Роузиз»?

– Чё-чё?

– Много народу гонит, что это типа перепродюсирование. Что это нельзя поставить в один ряд с «Жаждой разрушения»[7]. Но по мне, так это все пиздеж. – Фрэнк Бегби с вызовом смотрит на своего бывшего босса. – Надо использовать звуковые мощностя, доступные в данный момент.

– Не в курсах, – раздраженно говорит Тайрон.

– Зацени, – улыбается Франко. – Настоятельно рекомендую. – И, подойдя к обеденному столу, гладит ладонью полированную глянцевую поверхность. – Крутяк. Красное дерево?

– Угу. – Тайрон кивает, жестом приглашая Франко сесть, и тот плюхается на очень мягкую кушетку. А Тайрон с поразительным изяществом опускает свою тушу в кресло напротив.

Фрэнк Бегби озирается – нет ли признаков других жильцов. Тайрон был женат, у него взрослые дети, но в этой пафосной комнате никаких следов сожительницы.

– Ну так как дела? Ты еще с этой, как ее? – закидывает он удочку.

Лицо напротив почти ничего не выражает: ни малейших признаков того, что слова Франко услышаны и тем более – что тема запретная. Затем Тайрон вдруг прищуривается.

– А ты знаешь, что твой пацан… Шо-он, – говорит он, растягивая слово так, что оно рифмуется с ООН, – путался с тем мелким говнюком Антоном Миллером?

– Нет.

– И с этой пташкой, Фрэнсис, Фрэнсис Флэнаган. Говорят, она была с ним в ту ночь, когда его убили.

А вот это новость. Два новых имени. Антон Миллер. Фрэнсис Флэнаган. Полиция не подтвердила, что с Шоном кто-то был, но это же вполне логично: ведь кто-то вызвал «скорую», хоть и было уже поздно. Возможно, там была девчонка, она впустила убийцу, не зная, что он собирается сделать, а потом запаниковала, когда тот завалил Шона, и, скажем, убежала и позвонила в полицию. Или, может, сама его подставила. Или даже пырнула. Но Фрэнк Бегби что-то сомневается. Он слышал такие терки и раньше, да и не такая у Дейви Пауэра натура, чтоб оказывать добрые услуги.

– А зачем ты мне про это говоришь?

– Не тока по старой памяти. – Тайрон медленно качает головой, а потом улыбается с нескрываемой радостью. – Не хочу тебя обижать и гнать фуфло. Понимаешь, за этим мелким говнюком Миллером должки водятся. Вообще-то, я просто хочу, чтоб на него вылилось море дерьма. Ты очень пиздато справляешься с такой херней, Фрэнк, – говорит Тайрон, пытаясь угадать реакцию Фрэнка Бегби. – Он блядский малой гондон. Перестрелки, хуё-моё. Причем ссыкливо, из машины на улице. Не по понятиям, – говорит он, снова качая головой. – Ну и он замешан в убийстве твоего мальца, это ясно как божий день. Шон подгонял ему наркоту. Так что у нас тут взаимный интерес, – заявляет он, вставая и направляясь к богатому мраморному коктейль-бару, встроенному в углу гостиной.

– Если б какой-то мелкий пиздюк так уж сильно тебя напрягал, – говорит Франко, наблюдая, как Тайрон берет с полки за стойкой рифленую бутылку виски, – ты бы уже давно его прихлопнул. Все эти отморозки, что приваливали с районов все эти годы, с Пилтона, Сайтхилла, Ниддри, Гилмертона… ты ж их всех урыл, – говорит он, вспоминая своего старого кореша Донни Лейнга, который открыто бросил вызов Тайрону, а потом куда-то исчез. – А этот-то пацик чем лучше?

– Миллер – образец хитрожопости. – Бритый кумпол Тайрона покачивается. – Совершенно новая ушлая порода, настоящий бандюган, а не безмозглый отморозок. – Он на секунду задерживает взгляд на Франко. – У него есть мозги, и он умеет вести политические игры и заключать альянсы. Он объединил всю братву северного Эдинбурга: Драйло, Мьюрхаус, Пилтон, Ройстон, Грантон и даже район литских новостроек, где Ньюхейвен, – объясняет Тайрон, опуская бутылку виски на стойку с мраморной столешницей.

Бегби кивает. Лит всегда стоял наособицу. Мысль о том, что теперь этот выселок – территория, которой владеет какой-то малой гопник с района, расстраивает его гораздо больше, чем следует.

– У него и его братвы есть амбиции и определенная предпринимательская жилка. Миллер требует от них полной преданности. Если я наеду на них, все они наедут на меня. Начнется война, а это хреново для бизнеса, да и для города хреново, – задвигает Тайрон, и Фрэнк Бегби понимающе кивает. Тайрон всегда пестовал извращенное чувство гражданской ответственности. Старые эдинбургские бандиты добились в прошлом таких успехов, потому что сумели перерасти свой статус, влившись в респектабельное деловое сообщество и сведя до минимума показное насилие. В целом они избегали перестрелок и борьбы за сферы влияния из биографий «Настоящее преступление» с их исповедями, взаимными обвинениями и последующей сериализацией в «Дейли рекорд» – все это отличало их соседей из Глазго. Местные были надежными, благоразумными и авторитетными. Они вербовали яркие таланты с районов, но пресекали появление любых настоящих банд с этих окраин, давили всякого, кто мог позариться на городские рынки.

Франко понимает, что новая контора, не игравшая по старым правилам, стала бы для них большой головной болью.

Тайрона прессуют и на другом фронте.

– Этой новой «Полицией Шотландии» заправляют глазговские, по сути это старая стратклайдовская полисыя, но они прут на нас жестче, чем перли лотианские легаши, царствие им небесное, – объясняет он, а потом заговорщицки смотрит на Франко. – Но человек со стороны… как ты щас… ну, в общем, ты не пожалеешь. Поквитаешься за сына, выручишь меня, заработаешь бабла и очистишь родной город от очень вредной заразы. Ты ж разобрался с Крейгом Лидделом… с Охотником… – поправляет себя Тайрон и улыбается. – Значит, и Антона укатаешь.

– И еще я отмотал за это нехилый срок. Я завязал с этой хуйней.

– Та полиции поебать, если кто ни то завалит Антона, – презрительно фыркает Тайрон, поднимая бутылку виски.

– Я встал на путь исправления, – говорит Франко с каменным лицом.

Тайрон будто снова его не слышит.

– Двадцатидвухлетний односолодовый, – объясняет он, щедро разливая виски по толстым бокалам эдинбургского хрусталя. Миниатюрной гильотиной на стойке обрезает пару гаванских сигар, а затем их подкуривает. Протягивает бокал и курево Франко, и тот смотрит на них, потом на Тайрона. – У тебя все равно осталась склонность к насилию, видно по глазам. Пей до дна, – приказывает Тайрон, чокаясь.

Фрэнк Бегби смотрит на него с беглой улыбкой.

– Я ж говорю: встал на путь исправления, – повторяет он, роняет сигару в бокал, где та с шипением гаснет, и поднимается с кушетки.

Тайрон смотрит, не веря своим глазам, сначала на свое поруганное гостеприимство, а затем в упор на Франко.

– Можешь не провожать, – говорит Фрэнк, ставя бокал на журнальный столик, поворачивается и выходит из комнаты, понимая, что у мужчины, стоящего сзади, горит шея. Немногие рискнули бы повернуться спиной к разъяренному Дэвиду «Тайрону» Пауэру, но Фрэнсис Бегби просто неглубоко вдыхает и, мысленно улыбаясь, минует прихожую и выходит через парадную дверь.