Через несколько дней Арви получил ответный подарок – фюрер послал в библиотеку дома Тролле книгу Гюнтера «Рыцарь, смерть и дьявол».

Знакомство с Рёгенсбургом Тролле завершили в публичном доме. Пяйве уединился с закуской и хорошенькой француженкой. В комнате, забитой приятными мелочами – перламутровым столиком, уютными креслами, канделябрами, цветочными горшками, клеткой с попугайчиками, художник пил шампанское и горланил арии Доницетти. После гитлеровских похвал все его картины раскупили. Пяйве страшно радовался и посмеивался, представляя себе, как утрёт своим коммерческим и профессиональным успехом еврейский нос Додику Йозефсону и как посмешит «девочек» забавной путаницей: «Розочка – ты символ Германии, теперь висишь в кабинете Гитлера!»

От старости и двух бутылок шампанского у Пяйве «ничего не получалось».

– Фэ кельке шоз! Ну фэ кельке шоз с иль то пле![31] – просил он девушку.

Француженка прекрасно знала, что делают в таких случаях, она расстаралась ради милого господина Пяйве, и тот был совершенно счастлив в отличие от смурного сына.

Молодой Тролле поинтересовался у мадам, можно ли провести время сразу с двумя девушками и есть ли в ассортименте немка и финка. Немка и финка нашлись. Мужчину пригласили в сырую неуютную комнату, по которой гулял сквозняк. На синих обшарпанных стенах висели фотографии голых худых красавиц. Немка и финка тоже были худые, не во вкусе Арви. Он опустился на старый, пухлый, словно перепревшее тесто, диван и попросил девушек поласкать друг друга.

Сидеть было неудобно, в задницу впивалась сломанная пружина, прорвавшая обивку. В такт неслышимой музыке девушки танцевали, обнимались, стягивали друг с друга одежду. Финка исподлобья поглядывала на Арви, улыбалась, подмигивала. У неё не было двух передних зубов, высокие скулы и большие глаза придавали ей сходство с дворовой кошкой. Немка тоже скалилась, виляла бёдрами и с каким-то жутким мяуканьем тёрла себе соски. У Арви закружилась голова. Он дал девушкам на конфеты и заснул. Пробудился от шума – проститутки дрались, видимо, не поделили деньги. Маленькая Суоми заехала Германии в челюсть, а та пнула её длинной ногой в поддых.

Руна четвёртая

Эйно знакомится с Йозефом

Бросив на время скучное заведование провиантом, Арви записался на политические курсы НСДАП и остался в Германии, в Мюнхене, в большом милом доме, где проживала семья его сестры Урсулы. Ганс Гюнтер не доехал до улицы Водной Заставы, он жил в чемоданчике с обнажённой Галиной Босовой, оба вылезали на свет божий по вечерам, когда Арви зажигал настольную лампу и собирался потихоньку отходить ко сну.

– «Герой чувствует себя одиночкой, он равнодушен к тому, что движет другими, отвлечён от всего, что приносит радость другим, пренебрегает стяжанием повседневных выгод». Это же про меня! Фюрер сразу понял мою природу, почувствовал мой характер, мой внутренний мир. Какая красота. Какая поэзия. Мой фюрер! Ваши слова о жертвенности… Да, в сомнительных отношениях с призрачным богом она совершенно излишня – зачем? К чему эта унизительная торговля? Я вам свечку, овцу или человечка, вы мне – здоровья на том свете. Нет, это мелко. Жертвенность должна проходить в одностороннем порядке, быть отчаянной, оголтелой, искренней, чистой, без задних мыслишек о своём благополучии. Настоящую жертву может принести только неверующий. Жертвовать надо не богам, а людям. В наше время жертвенность является необходимым выражением любви к Родине и своему народу.

На курсах Арви хотел набраться опыта и выведать, как сделать Суоми счастливой. Загибая пальцы, повторял двадцать пять незыблемых пунктов, с чем-то соглашался, что-то казалось странным и нелогичным.

В программе требовали равноправия для немцев наравне с другими нациями и побольше жизненного пространства – территорий и колоний, необходимых для пропитания и расселения германского народа.

«Как это понимать? – внутренне спрашивал Арви (озвучить кому-либо свои сомнения не решался). – Ведь расширение пространства будет за счёт земель других наций. Где же тут равноправие? Не обидели бы мою Суоми… Так, что там дальше. “Мы требуем участия рабочих и служащих в распределении прибыли крупных коммерческих предприятий”. Как это верно, как справедливо – распределить чужую прибыль среди бедняков, чтобы облегчить их тяжёлое существование. Позвольте! А как это сочетается с требованием уничтожения нетрудовых и лёгких доходов? Неувязочка. Или я, дурак, чего-то не понимаю. Зря бросил университет, отупел и деградировал на армейском складе. “Мы требуем, чтобы особо талантливые дети бедных родителей получали бы образование за счёт государства”, – это правильно. “Обеспечить защиту материнства и детства”, – и это отлично, и нам надо обеспечить. Молодая финская мать с румяным ребёнком на руках, я отдам за тебя жизнь! “Поддержка клубов, занимающихся физическим развитием молодёжи”. Какое счастье, что племянникам позволяют общаться с ребятами из немецких молодёжных организаций, в гитлерюгенде дети реализуют все свои мечты, нам в Финляндии такое же надо придумать. Слабенький Эйно чувствует себя человеком, у него много доброжелательных товарищей, все ему помогают. Может, примут в свои ряды. Ну и что, что он не немец. Его благородные предки сражались бок о бок с рыцарями Тевтонского ордена, тоже “помогали, защищали, исцеляли”. Ихний рейхсюгендфюрер тоже никакой не немец, ничего страшного[32]… “Мы требуем борьбы против культурных течений, оказывающих разлагающее влияние на наш народ”. Эх, папочка, ну что ты прицепился к фюреру со своим Сутиным, нас ведь в шею погнать могли».

Почти каждый вечер Арви читал с Эйно стихи трубадуров и рыцарские романы. У них были книжки на разных языках. Эйно легко переходил с немецкого на шведский или французский – настоящий полиглот! Арви был «не такой умный», иногда просил племянника перевести речь или статью, которую требовалось разобрать для курсов.

Вытвердили наизусть фрагменты «Хроники Эрика», где речь шла о родном городе – уютном и сказочном Виипури:

В земли язычников двинулись шведы.

Трудности ждали их, раны и беды.

Дрались язычники что было сил.

Тех, кто в поход шёл, конунг просил,

крепость построить чтоб постарались

там, где чужие леса простирались,

там, где кончалась Христова земля.

Мирно теперь в тех далёких краях,

больше покоя и утешения,

много людей нашло в вере спасение.

Выборг – та крепость – лежит на востоке.

Пленных держали в ней долгие сроки,

близко язычников не подпускали,

замок надёжно от них охраняли.

А по соседству там русские жили,

Но неприятностей не приносили.

В камень одели крепости стены.

После отправились к дому степенно.

Был там оставлен для управления

сильный наместник, он славился рвением.