Прочитал шесть моралей к посту,

Столь елейно, что невмоготу… —

а голова наполнилась странными образами и непочтительными мыслями.

Сидеть здесь больше не имело смысла. Нужно было выйти на улицу и стряхнуть с себя это отвратительное настроение. Я знал, какую бестактность совершаю, но все же поднялся и покинул церковь.

Весеннее солнце сияло над улицей Св. Гонории, когда я сбежал по церковным ступеням. На углу стояла тележка, полная желтых нарциссов, бледных фиалок с Ривьеры, темных из России и белых – римских – гиацинтов в золотом облаке мимозы. В воскресенье улицу наводнили искатели развлечений. Я взмахнул тростью и рассмеялся их веселью. Кто-то поравнялся со мной и прошел мимо. Он и не подумал обернуться, но на бледном профиле проступила та же убийственная злоба, что горела в глазах. Я наблюдал за ним, пока он не скрылся. Его неестественно гибкая спина источала угрозу: каждым своим шагом он будто бы приближал мою гибель.

Я еле тащился, ноги отказывались идти. В душе проснулась тревога о чем-то безнадежно забытом. Казалось, я заслужил его ненависть – это произошло очень, очень давно. Много лет память спала и вдруг пробудилась, чтобы бросить мне вызов. В надежде спастись, я доковылял до улицы Риволи так быстро, как только мог, затем пересек площадь Согласия и вышел на набережную. Слезящимися глазами я смотрел, как солнечные лучи играют в белой пене фонтана, стекающей по потускневшим бронзовым спинам речных богов, и любовался далекой Аркой – грезой из аметистовой мглы в узоре серых трав и голых, зеленоватых ветвей. Затем я увидел его на одной из каштановых аллей Королевского бульвара. Покинув набережную, я бросился через Елисейские Поля прямиком к Арке. Закатное солнце струило лучи на зеленый ковер Круговой площади – в алом зареве он сидел на скамейке, окруженный детьми и юными матерями. Всего лишь воскресный лодырь, такой же, как они и я сам. Я едва не произнес это вслух, глядя на искажавшую его лицо ненависть. Впрочем, он не смотрел на меня. Я протащился мимо и, еле передвигая ноги, поднялся по проспекту. Я знал, что каждая наша встреча приближает его к цели, а меня – к гибели, но все равно пытался спастись.

Последние лучи заката струились сквозь великолепную Арку. Пройдя под ней, я столкнулся с ним лицом к лицу. Я оставил его далеко позади – на Елисейских Полях, и все же он оказался в потоке людей, возвращавшихся из Булонского леса, и подошел так близко, что задел меня. Его кости казались металлическими спицами под черным свободным одеянием. Он не выказал ни спешки, ни усталости, никаких человеческих чувств. Все его существо дышало одним желанием – причинить мне вред.

В смятении я смотрел, как он спускается по широкому, полному людей проспекту, в блеске колес, лошадиных сбруй и шлемов гвардейцев республики.

Вскоре он исчез, и тогда я повернулся и бросился бежать: через лес и дальше, в неизвестном направлении. Когда наконец стемнело, я обнаружил, что сижу за столиком в небольшом кафе. Я побрел обратно. С момента нашей последней встречи прошло несколько часов. Слабость и тревога лишили меня способности думать и чувствовать. Я устал, так страшно устал! Мне хотелось «улечься в свое логовище». Мне предстояло вернуться домой, но путь был дальний.

Я жил во дворе Дракона, узком переулке, соединявшем улицы Дракона и Ренн, своего рода тупике, открытом только для пешеходов. Балкон над выходом на Ренн поддерживал железный дракон. Высокие старые дома образовывали большой колодец с арками, через которые можно было попасть на улицы. Огромные ворота, распахнутые под их каменной сенью в течение дня, закрывались после полуночи, и попасть внутрь можно было, лишь позвонив в одну из крохотных боковых дверей. На просевшей мостовой собираются неприглядные лужи. Крутые лестницы ведут к дверям, выходящим во двор. Нижние этажи заняты комиссионными магазинами и кузнями. Дни напролет в воздухе разносятся звон молотков и лязг металлических прутьев.

С каждым новым этажом наш мрачный двор становится уютнее, наверху есть место радости и тяжелой, честной работе.

Пятью пролетами выше располагаются мастерские архитекторов и художников, а также убежища вечных студентов, ищущих одиночества, вроде меня. Впрочем, когда я поселился здесь, я был молод и вовсе не одинок.

Пришлось немного пройтись, по пути мне не встретилось ни одного извозчика, и только близ Триумфальной Арки ко мне, наконец, подъехал пустой экипаж, в который я и погрузился.

Дорога от Арки до улицы Ренн занимает более получаса, особенно, если вас везет усталая лошадь, измученная воскресными гуляками.

Я мог встретить врага, прежде чем ступить под сень драконьих крыл, но он так и не показывался, а до убежища было рукой подать.

У огромной арки играла ватага детей. Наш консьерж и его жена гуляли с черным пуделем поблизости, следя за порядком, несколько парочек танцевали на тротуаре. Ответив на приветствия, я поспешил внутрь.

Все обитатели двора высыпали на улицу. И тем не менее в свете высоких и тусклых газовых фонарей он казался заброшенным.

Моя квартира располагалась на самом верху, в центральном подъезде, лестница выходила почти на самую улицу, мощеная дорожка вела к дверям. Я поставил ногу на порог – родные, изъеденные временем ступени лежали передо мной, суля покой и защиту. Оглянувшись через правое плечо, я увидел его в десяти шагах позади. Должно быть, он вошел во двор следом за мной.

Он приближался – не быстро и не медленно, но неотвратимо – и смотрел на меня, впервые с того момента, как наши взгляды встретились в церкви. Мне стало ясно, что час настал.

Отступая в глубину двора, я не сводил с него глаз в надежде ускользнуть на улицу Дракона. Его взор говорил, что этому не бывать.

Казалось, прошли века, прежде чем мы, я – пятясь, он – наступая, в полном молчании пересекли двор. Наконец на меня пала тень арки. Я шагнул внутрь, хотел развернуться и броситься прочь, но тьма, окутавшая меня, была тьмой склепа. Огромные ворота, ведущие на улицу Дракона, оказались закрыты. Я понял это по окружившему меня мраку, и в ту же минуту прочел на его лице. Каким торжеством светилось оно, все ближе с каждым мгновением приближаясь к моему! Мертвенный свод, громадные запертые ворота, их ледяные запоры – все служило его намерениям. Гибель, которой он грозил мне, пришла: мстительным призраком кинулась она на меня из бездонных теней, глядя его дьявольскими глазами. Оставив надежды, я прислонился к решетке ворот, чтобы встретить ее.