* * *

Идея второго сафари зародилась после решения Патрика отправиться в Восточную Африку с новой женой, чтобы найти какую-то недвижимость и там обосноваться. Эрнест написал для него рекомендательное письмо к белому охотнику Филипу «Попу» Персивалю, который сопровождал его в первую экспедицию, почти двадцать лет назад. Когда начали приходить письма от Патрика, полные восторженных описаний этой земли и ее обитателей, Эрнест стал обдумывать мысль, как бы поехать туда самому, и решил предпринять еще одну экспедицию на сафари. В другом письме Персивалю он говорил, что его кубинское поместье окружено всеми видами городской и пригородной застройки, что он может поохотиться в нескольких минутах ходьбы от «Финки», но не более того. И если раньше он никогда не запирал дверь, то теперь ему пришлось достать оружие, чтобы защищать свой дом от многочисленных воров, которых не становилось меньше. Кроме того, Эрнесту пришло в голову еще раз побывать в Испании, к чему его подтолкнули известия о том, что последний из его друзей, заключенный в тюрьму после гражданской войны, теперь освобожден. Он принял решение приехать в Испанию и до, и после сафари. Он дал прочитать Мэри книги Джеральда Бренана об Испании и Исака Динесена «Из Африки». Весной и летом 1953 года, в процессе подготовки к экспедиции, они решили сосредоточиться на охоте, а не на рыбалке, и стали приводить себя в форму. Каким-то образом Билл Лоу, редактор журнала «Лук», узнал о будущем путешествии (возможно, через Хотчнера) и убедил Эрнеста взять с собой на сафари фотографа Эрла Тейсена. Журнал предложил Хемингуэю 15 000 долларов на расходы и 10 000 долларов за рассказ из 3500 слов.

Экспедиция представлялась сложной, и требовалось разработать план, ничем не уступающий военной кампании. Сначала Эрнест и Мэри полетели на Ки-Уэст, проверить дом на Уайтхед-стрит, который теперь сдавался в аренду, а затем сели на поезд до Нью-Йорка. В Нью-Йорке они занимались отправкой оружия и амуниции в Африку, и еще Эрнест побывал на игре «Янки». Двадцать четвертого июня они отплыли на «Фландрии» во Францию. В Гавре их встретил Джанфранко Иванчич, который лишь несколько месяцев назад вернулся в Венецию, прожив четыре года в «Финке». Джанфранко был на седане «Лянча B10», с водителем Адамо, причем и автомобиль, и водителя предоставил в их распоряжение друг Эрнеста граф Карло Кехлер. Адамо отвез Хемингуэев в Париж, а через несколько дней в Памплону, где Эрнест и Мэри вместе с друзьями вновь оказались на фестивале Сан-Фермин, пусть и под дождем; Эрнест не бывал здесь почти двадцать пять лет. Товарищи aficionado познакомили Эрнеста с талантливым молодым матадором Антонио Ордоньесом, сыном Ниньо де ла Палма, который был прототипом матадора Педро Ромеро в романе «И восходит солнце». Из Памплоны Адамо отвез их в Мадрид (где Эрнест и Мэри остановились в бывшем номере Эрнеста в отеле «Флорида») и затем Валенсию, а после возвращения в Париж – в Марсель. Они отплыли на корабле «Замок Дунноттар», прошли через Суэцкий канал, обогнули Африканский Рог и прибыли в Момбасу. Персиваль, вернувшийся к своему ремеслу для того, чтобы воссоединиться с Хемингуэями на сафари, ненадолго свозил их на свою ферму «Китанга» к югу от Найроби. Вскоре к их компании примкнул богатый кубинский друг, Марио (Майито) Менокаль, сын бывшего президента Кубы, который отправится вместе с ними на сафари.

Первым на маршруте Хемингуэев и Менокаля был Южный охотничий заповедник в районе Каджиадо в Кении. Здесь они будут охотиться весь сентябрь. В Кении и Танганьике, где бы они ни оказывались, им уделяли особое внимание, потому что, как можно было бы предположить, Хемингуэй напишет о Восточной Африке и поможет вернуть на эту землю туристов и охотников, которых отпугнуло долгое восстание Мау-Мау. В заповеднике Каджиадо их встретил Дэнис Зафиро, двадцатисемилетний британский охотоинспектор из Департамента промысловых животных Кении. Он был страстным поклонником Хемингуэя и немедленно завязал с супругами дружеские отношения. Но прежде чем отправиться в дорогу, они дождались остальную часть своей свиты – проводников, поваров, водителей и т. д., в большинстве своем представители племени камба. Эрнест, который до сих пор действовал так, будто решил оживить прошлое – в Париже, Памплоне и Мадриде, – казалось, был слеп к произошедшим изменениям в европейских городах и в Африке. Хорошо, что Персиваль встретил их по прибытии. Когда Эрнест увидел своего ружьеносца Н’Гуи и спросил возраст мужчины, то решил, что это сын М’Колы, его ружьеносца в предыдущую экспедицию; Мэри в этом сомневалась. Во время полета над равниной Серенгети Эрнест показал Мэри место, где, по его словам, «моя предыдущая милая жена мисс Полин» убила льва, и другое место, где он сам убил льва и гиену.

К сожалению, на этом сафари Эрнест уже не мог достичь такого же успеха, как в предшествующую экспедицию. Менокаль его превзошел. На самом деле кубинец настолько был потрясен, как плохо стреляет Эрнест, что потом сказал его сыну, что Эрнест не мог попасть даже в стену сарая; все рабочие были не меньше потрясены ухудшением охотничьего мастерства Эрнеста. Оттого, что стрелял он плохо, рассказывал Менокаль, Эрнест стал больше пить и плести дикую ложь о своих подвигах. Своего первого льва Эрнест добыл с огромным трудом: он ранил зверя и, следовательно, должен был преследовать его; когда они с Дэнисом вышли на льва, то каждый выстрелил в него по два раза. Через несколько дней Менокаль одним выстрелом убил пятисотфунтового черногривого льва. Немного дальше к югу Эрнест и Менокаль выпустили по пуле в леопарда – этому достижению обрадовался Тейсен, фотограф «Лук», который до сих пор не мог сделать приличной фотографии Эрнеста с трофейным животным. И хотя Мэри говорила, что леопарда вполне мог убить кубинец, Тейсен все-таки сделал снимок. Это неоднозначное убийство еще несколько недель оставалось яблоком раздора между Эрнестом и Мэри.

В октябре возле «Лагеря фигового дерева», недалеко от болот Кимана, территории, недавно открытой для охоты, компаньоны разъехались: Менокаль уехал в Танганьику, Тейсен полетел домой, а Персиваль ненадолго вернулся на ферму «Китанга». Несколько недель Эрнест и Мэри почти не охотились, не считая птиц, и просто наблюдали за животными из автомобиля. В сумерках они смотрели, как стада слонов направляются к водоему у реки. Мэри взяла на воспитание маленькую газель Гранта, оставшуюся без матери.

Разумеется, из-за неудач на охоте Эрнест больше склонялся к наблюдениям – и наблюдения могли возвращать его к воспоминаниям о детстве и об отце, который был не только охотником, но и натуралистом, а возможно, он думал о своем ошибочном и опасном, одержимом желании работать и дружить со львами и медведями. Однако им с Мэри нравилось жить бок о бок с животными в те дни. Они чувствовали нежность друг к другу, как показывают письма и дневники Мэри. По ночам они наслаждались «маленькими личными карнавалами» на своей походной кровати, как позже записывала Мэри, выдумывая «игры, и секретные имена, и веселые шутки».

Хемингуэи приехали навестить Патрика и Хенни в Танганьику, где их охоту прервали дожди, и затем вернулись на болота Кимана, где охотились еще семь недель. Мэри наконец – с помощью Дэниса Зафиро – добыла своего льва. В остальном у Эрнеста продолжалась черная полоса: он выпал из «Лендровера», ободрал лицо, расшиб правый бок и вывихнул плечо; с охотой дела обстояли не лучше. Однако по ночам царила идиллия, Эрнест и Мэри открыли для себя новые удовольствия, которые, похоже, были связаны с сексуальными ролевыми играми. Мэри записала в дневнике выдуманное интервью Эрнеста репортеру, которое он сочинил для того, чтобы развлечь ее. Репортер спрашивал: «Правда ли, что ваша жена лесбиянка?» Эрнест отвечал: «Конечно, нет. Миссис Хемингуэй – мальчик». Они ужасно веселились и придумали, что дальше говорят репортеру, будто одно из их любимых развлечений – содомский грех. Однажды ночью Эрнест, завладев дневником Мэри, сделал там следующую запись: