Патрик и Грег унаследовали состояние Полин (она оставила Джеку 10 000 долларов), и после ее смерти их отношения с Эрнестом кардинально изменились – безотносительно к причине смерти матери. Деньги подарили им свободу, по крайней мере временную, от финансовой зависимости от отца. Сыновьям Полин и Эрнеста принадлежала собственность на Ки-Уэсте, в том числе двухэтажный дом у бассейна со студией – Эрнесту принадлежали 40 % собственности, а Грегу и Патрику – по 30 %. Однако владение общей долевой собственностью будет связывать их еще многие годы, причем положение дел усугублялось наличием в доме мебели и другого имущества, потому что дом сдавался в аренду, и, таким образом, отцу и сыновьям приходилось поддерживать почти постоянный контакт.

«Она была прекрасной храброй девочкой, и все по ней скучают», – написала Сара Мерфи Эрнесту через год после смерти Полин; Сара всегда была защитницей Полин. Поскольку арест Грега был связан со смертью его бывшей жены, Эрнест был в замешательстве. Эрнест написал Чарли Скрибнеру три письма в течение двух дней после смерти Полин. В одном письме он называл Грегори «испорченным». В другом признался, в довольно мастерском пассаже, что потрясен: «Волна воспоминаний поднялась так, что разбилась о причал, построенный мною для защиты открытого рейда моего сердца». Теперь, писал он: «У меня осталась только печаль после смерти Полин, со всей морской пеной, ставшей ее причиной. Я очень любил ее, много лет, и черт возьми, со всеми ее недостатками». Полин, без сомнений, была единственным человеком в жизни Эрнеста, любившим его безоговорочно, и утрата была невосполнимой.

* * *

Эрнест придерживал рукопись «Старик и море», намереваясь сделать ее эпилогом к своему трехчастному «морскому» роману. Однако по мере того как рассказ все рос и становился все более неуправляемым, Эрнест начал видеть в истории кубинского рыбака самостоятельное произведение – повесть или рассказ, он еще точно не был уверен, что именно.

Примерно через год после завершения работы над рукописью умер Чарли Скрибнер. Это был еще один большой удар в год потерь. Эрнест объяснил Уоллесу Мейеру, что он понимал: Чарли переживает трудные времена, следуя по стопам Макса, и поэтому он принял решение доказать ему и издательству «абсолютную преданность». Он любил Чарли, сказал он Мейеру. Чарльз Скрибнер IV (которого всегда называли Чарльз-младший) взялся за дело достаточно умело, хотя смена руководства неизбежно разрушала близкие личные связи Эрнеста с издательством. Чарли-младший был не в большом восторге от «Старика и моря», когда впервые прочитал повесть в феврале 1951 года; теперь, когда Эрнест снова вспомнил о ней, Чарли изучил ее внимательнее.

Слим Хейворд, еще одна красавица из целомудренного сераля Хемингуэя, была знакома с ним много лет еще с тех пор, как она и Говард Хоукс, ее первый муж, приезжали на Ки-Уэст. Тогда Хоукс интересовался возможность снять фильм по роману «Иметь и не иметь». Слим (позднее Слим Кит) говорила, что между ней и Эрнестом в ту же минуту возникло влечение, но с ее стороны это было восхищение исключительно его интеллектом. Несмотря на то что на фотографиях он выглядел физически привлекательным, позже признавалась Слим, при личной встрече он был совершенно другим: «Мне всегда казалось, что Эрнест не очень чистый или что он не купается. Борода была всклокоченной. Он по пять дней носил одну и ту же одежду». Слим ближе узнала его в Сан-Валли, где он восхищался ее мастерством в стрельбе. Как-то раз в конце дня на курорте, сидя у костра, она расчесывала мокрые волосы. Эрнест спросил, можно ли ей помочь и расчесать волосы, пока они не высохнут. Его сердце было покорено.

В феврале 1952 года Слим отдыхала на Кубе со своим вторым мужем, голливудским агентом и продюсером Лиландом Хейвордом, который интересовался также книжной собственностью. Однажды вечером в «Финке» Эрнест застенчиво спросил Слим, не хочет ли она прочитать машинописный текст. Слим с мужем вернулись в свой номер в гостинице «Насьонал», и Лиланд прочел рукопись через ее плечо. Повествование захватило их обоих. Лиланд, непревзойденный промоутер и организатор, убедил Эрнеста, что история настолько сильная, что нужно подумать о чем-то еще, помимо обычных способов публикации. «Нью-Йоркер» недавно полностью напечатал «Хиросиму» Джона Херси; Лиланд сказал, что «Лайф» должен опубликовать произведение Эрнеста целиком, с иллюстрациями.

В какой-то момент Эрнест убедился в желательности издания «Старика и моря» в виде отдельной повести – или романа, как они и «Скрибнерс» стали называть рукопись. В откровенном письме Уоллесу Мейеру он говорил, что у него есть мысли, что новая книга может ударить по критикам, нападавшим на него из-за последнего романа. «Тактически, – писал Эрнест, – публикацией [Старика] я разделаюсь с литературными критиками как писатель». Это, по сути, был фундаментальный момент – по крайней мере, насколько касалось репутации Эрнеста.

Повесть «Старик и море» появилась в номере «Лайф» от 1 сентября, на прилавки журнал поступил уже 28 августа, 8 сентября в книжном формате повесть была выпущена издательством «Скрибнерс», а 9 сентября книга попала в список клуба «Книга месяца». Удивительно, но публикация имела успех во всех трех форматах. «Лайф», например, продал 5 300 000 экземпляров журнала за два дня. В «Скрибнерс» с удовольствием обнаружили, что журнальная публикация сама по себе является новостью, достойной отдельного пресс-релиза. Книга попала в список бестселлеров и пробыла там двадцать шесть недель. Общий вывод, впрочем, заключался в том, что публикация в журнале навредила продажам книги, просто потому, что количество людей, прочитавших повесть в «Лайф» – потенциальных покупателей книги, – было гораздо больше проданных книг.

Итак, если в 1950 году Эрнест издал книгу, которую возненавидели почти все критики – «За рекой, в тени деревьев», то в 1952 году он показал миру повесть «Старик и море», которой все почти единодушно пели хвалы. «Никаких фальшивых гламурных девиц, никаких глумливых хвастунов, идеализированных почти до карикатуры, – писал рецензент «Нью-Йорк таймс», едва не ликуя от облегчения. – Вот он, мастер своего дела, в лучшей форме, вот превосходная работа, которая выходит у него лучше, чем у кого-либо еще».

Эрнест мобилизовал двух рецензентов, на положительные рецензии которых мог рассчитывать. Первым был Харви Брайт, писатель и критик, чья статья об Эрнесте в сентябрьском номере «Нью-Йорк таймс» за 1950 год положила начало эпистолярной дружбе. В рецензии для «Нейшн» Брайт назвал «Старик и море» «великим и подлинным романом, трогательным и страшным, трагическим и счастливым». Вторым был Карлос Бейкер, профессор из Принстона, писавший книгу об Эрнесте и его творчестве. Когда-то Эрнест поклялся «не помогать и не препятствовать никакими способами, включая юридические» всем таким книгам, однако теперь заставил Бейкера дать согласие не включать в свое критическое исследование «Хемингуэй: писатель как художник» (1952) биографических фактов. Эрнест опасался Бейкера, но полагал, что на него можно рассчитывать в смысле положительной рецензии. И действительно, Бейкер дал обзор книги в «Сатердей ревью», назвав Хемингуэя «одним из немногих настоящих трагических писателей современности».