Приближение мира должно было бы принести облегчение рабам Круппа. Их привезли сюда для работы, которая теперь потеряла смысл. Однако их не оставили в покое. После провала контрнаступления в Арденнах положение невольников даже изменилось к худшему. Частью охранников овладело своего рода бешенство. Чувствуя близость конца, они находили «козлов отпущения» в людях, отданных им во власть. К концу зимы, когда снежный покров на улицах достиг двух футов, украинок в нетопленых бараках будили в четыре часа утра, поливая их ледяной водой. Заключенных, мужчин и женщин, избивали резиновыми шлангами, и побои стали обыденной реальностью.

Об этом добровольно свидетельствовали многие рабочие и служащие фирмы, которых всегда возмущала жесткость охранников. Они давали показания в присутствии человека, который мог дать или не дать им работу и пенсию после ухода войск союзников из Рура. Свидетели были согласны в том, что бесчинства охранников возрастали по мере того, как передавали новые сообщения об отступлении вермахта. Их озвучивал комментатор геббельсовского официального радио Ганс Фрицше. Его программы так и анонсировались в газетах: «Говорит Ганс Фрицше» – и его имя было известно в Германии очень хорошо. Ему верили, и, когда он напророчил «гибель богов», что для немцев означает конец света, все поняли, что так оно и есть. И отклик был почти рефлекторный, но у каждого свой.

Один из ветеранов крупповской полиции, представитель охранной «элиты», именовавшейся «веркшар», Генрих Гюмеррих, давая показания в Нюрнберге, признал: «Вначале телесные наказания были редкостью, но к концу войны они случались все чаще, когда людей хватали и приводили к нам».

Недовольные мастера или охранники приводили рабов на расправу в «веркшар», а самые толстокожие били людей сами. Рабочий Фогельман показал под присягой, что один из мастеров «безжалостно бил русского пленного» самодельной дубинкой до тех пор, пока этот человек не «упал, обливаясь кровью, и вскоре скончался от ран головы». Другой немец по фамилии Кефер рассказывал, как служащий Круппа бил иностранца «доской, в которой торчали гвозди», пока избиваемый не потерял сознание, после чего его унесли. Человек по фамилии Гусейнов рассказывал об одном охраннике, который бил восточных работниц за то, что они жаловались на разлуку с малышами, которых отправили в Бушмансхоф. Однажды он побоями заставил работать одну женщину, которая горевала о смерти своего ребенка и была нетрудоспособна.

Попытки вступиться за жертв были делом опасным. Франц Бедун, служащий фирмы с 1927 года, возмущался методами некоего Бухауэра, надзирателя над русскими военнопленными. По рассказу Бедуна (подтвержденному и показаниями нескольких его коллег), однажды этот Бухауэр выбрал самого слабого из рабочих и велел ему таскать в одиночку тяжелые железные блоки весом около тысячи фунтов (450 килограммов). Рабочий не смог – это было физически невозможно. Тогда надзиратель ударил пленного кулаком в лицо, и тот упал; однако Бухауэр не оставил свою жертву в покое. Он начал безжалостно избивать упавшего ногами. Бедун встал между ними, и Бухауэр закричал, что донесет на него в гестапо. Посредника спасло только быстрое вмешательство начальника цеха. Дальнейшая судьба русского, как обычно, осталась неизвестной. Единственным спасением для рабов могла быть только служба в вермахте. Несколько поляков, измученных своими преследователями, так и поступили. Конечно, такой выход годился лишь мужчинам.

Пытка применялась в самом здании главного управления, в обширном мрачном помещении, расположенном в той части здания, которая считалась штаб-квартирой «веркшара». Там стояло особое орудие, сконструированное специально для этой цели, похожее на низкий металлический комод. Правда, ночной дежурный Фриц Фелл, работавший в том же помещении и видевший, как туда запихнули работницу с Востока, про себя окрестил его клеткой, «наверное, потому, что птиц, например, запирают в клетки». Эта клетка предназначалась для людей и потому была значительно больше птичьих. Сохранилась ее фотография, сделанная американскими военными. Эта стальная клетка, состоявшая из сплошных стенок, была на 4–5 дюймов ниже среднего роста взрослого человека, и изнутри ее разделяла на две части вертикальная перегородка. В стальной крышке были сделаны два небольших отверстия, через которые поступал воздух. Как рассказывал на процессе генерал Тэйлор, в эту клетку «запихивали рабов, которые могли находиться внутри только скорчившись, и оставляли их в таком положении на срок от нескольких часов до нескольких дней. Иногда на них еще лили воду через вентиляционные отверстия в крышке».

Ответственным за клетку был Герлах. Он прошел путь от охранника до заместителя начальника полиции компании. Немецкий служащий Йозеф Дамм, который по делам службы иногда бывал в комнатах охраны, видел, как Герлах лил воду из ведра в вентиляционные отверстия клетки. Изнутри клетки Дамм «слышал стоны».

Этот Герлах был в числе тех, кого раздражали женщины с детьми в Бушмансхофе. Одна из них настаивала на еженедельных поездках туда. Еще больше его раздражало, что эта женщина была вторично беременна. Кончилось тем, что он посадил ее в клетку. Согласно показаниям немецкого служащего Фрица Фелла, женщина в это время была на седьмом месяце беременности. Один из адвокатов Круппа придирчиво спросил этого свидетеля, откуда у него такие сведения. Фелл ответил: «Мне рассказал об этом ее товарищ по работе, некий Скартипа. Кроме того, это и так уже было заметно». Она должна была возвращаться из Верде-бай-Динслакен каждое воскресенье в девять вечера. И вот случилось так, что эта женщина опоздала на трамвай и вернулась назад в 10.15. Унтерфюрер вызвал ее к себе, заявил, что давно ждал, когда она нарушит правила, и отправил в клетку. Свидетель Фелл тогда ушел с дежурства в шесть часов утра. Когда он вернулся, она исчезла.

Как было сказано в заключении Нюрнбергского трибунала, «женщины, которых сажали в клетку, даже просили, чтобы их лучше побили, нежели терпеть эти мучения». Впрочем, были узники Круппа, которым доставались оба наказания. В конце декабря перед Новым годом, когда все обменивались пожеланиями, восточные рабочие 4-го танкостроительного цеха решили, по словам свидетеля Дамма, «устроить что-то вроде праздника». Люди Герлаха обнаружили трех восточных рабочих в женском бараке. По его приказу все трое были избиты резиновыми дубинками и затем посажены в клетку, один в левую половинку, а двое других – в правую, причем Герлах лил на них воду сквозь отверстия. Дамм, слышавший стоны наказанных, предложил Герлаху выпустить хотя бы одного из тех двоих. Герлах выпустил одного, но другие оставались в клетке до утра.

Показания таких свидетелей, как Дамм и Фелл, которые сами принадлежали к «высшей арийской расе», вызывали раздражение 37 адвокатов Круппа. Они спрашивали у свидетелей, почему они не жаловались своевременно, если описанные ими вещи действительно имели место в главном управлении. Это был не очень умный прием. Защита игнорировала тот факт, что нашлись служащие фирмы, которые пытались жаловаться, и намекала таким образом, что Крупп мог прислушаться к жалобам, как будто все эти Герлахи не были орудием его собственной политики. Как видно из дела, именно так и было в действительности. Тот же Дамм заметил: «Я боялся, что, если буду протестовать, Герлах донесет на меня и меня заберут». О том же самом говорил и Фелл. Их показания подтвердил и один охранник, видевший, как полицейские из другой роты убивали рабов. Он заявил также: «Я знал, что об этих случаях было известно начальству». Да, начальство должно было знать. Фрейлейн Ильзе Вагнер, одна из секретарей главы концерна, показала на процессе, что, сидя за своим столом, она слышала крики жертв. В постановлении суда говорилось в связи с этим: «Об избиениях знали секретари, которые работали в административном здании. Могли ли не знать об этом защитники, которые находились в том же здании?»