Джоакина Ив Ханну. Для путевца поставили шатер с личным гербом, расседлали и накормили кобылу, шустро развели костер, заварили чай. Помогли сиру рыцарю снять доспех, подали теплой воды – умыть лицо с дороги. Все, что требовалось от него лично, - стащить с ног сапоги и удобно прилечь на шкуре у огня. Пожалуй, прикажи он – его бы и разули, и ноги омыли теплой водичкой. Денщики боялись перстоносца, вот и рвались услужить.

Собственным сквайром Джоакин пока не обзавелся. Слишком хорош был Весельчак, сложно найти замену. Путевца обслуживали денщики лорда Мартина – благо, у того их имелось аж трое, и жадностью милорд не страдал.

- Чего угодно сиру рыцарю? – спросил денщик, подав чай.

- Как обстоит с питанием?

- Готовится на графской кухне, сир. Будет подано в течение часа.

Джоакин отдал денщику портянки, пахнущие так, как им и подобает.

- Постирай-ка…

- Сию минуту, сир.

- Постой, еще для души чего-то хочется… Музыки, пожалуй.

- Будет сделано, сир.

Джоакин прилег вальяжно, послушал лагерную песню: хруст валежника, стук топоров, всхрапыванье коней, людскую разноголосицу. В сумерках эти звуки навевали меланхолию. Вроде, все славно, но как-то ноет душа…

Явился музыкант с лютней:

- Чего изволит добрый сир?

- Веселенькое что-нибудь, и без слов.

Музыкант забренчал «Слепого лучника». Джоакин хлебнул чаю – тьфу, напасть! Разве это для души пьется? Джо открыл флягу с дорогим ханти, опорожнил в котелок. Вот такой у меня будет чай. Называется: рыцарский.

Стало теплей, защемило под сердцем. Потешная мелодия стала раздражать.

- Постой, парень. Сыграй печальное.

- Про любовь, добрый сир?

- Про любовь, про скитания, про солдатскую судьбину… Хочу, чтоб пробрало.

Лютнист заиграл тоскливо и томно – будто прямо по струнам души. Сладкая боль разлилась по жилам. Беда солдату, у которого есть сердце в груди. Столько всяких ужасов встречаешь, что грубеет оно и покрывается корою. Только славная песня и кружка доброго ханти могут процарапать броню, тогда чувство прольется скупою слезой из глаз. Помянешь всех отважных друзей, кого потерял, и себя самого – когда-то наивного, сердечного…

Из дымных сумерек возник лорд Мартин:

- Чего прихнюпился, приятель?

Сунул палец в котелок, лизнул, улыбнулся:

- Ага! Этим я тоже угощусь. Подвинься, брат.

Джоакина взяла досада:

- Милорд, ну зачем вы мне вечно на хвост падаете? Я тут думаю о жизни тяжкой, а вы опять про собак заведете. Сыт я по горло всяким собачеством!

Мартин погладил себя по груди:

- Не, приятель, я тоже о судьбе. Охота поговорить с душевным человеком.

Лютня издала особо трепетной созвучье. Мартин погрозил музыканту кулаком:

- Эй, полегче, а то ж и расплакаться можем. Мы с сиром Джоакином – тонкие натуры.

- Душа сражения просит, - изрек путевец. - Остальное – не в радость.

Сражением пока и не пахло. Еще третьего дня войска Избранного должны были настичь кайров Десмонда. Но двуцветные черти ускорили шаг, а дороги изрыли и завалили бревнами. Солдаты Шейланда потеряли время и отстали. Вместо того, чтобы разить врага в решающем бою, Джоакин маялся меланхолией.

- Орел! – Мартин хлопнул его по спине. – Давай-ка, налей.

- Сами налейте, - огрызнулся Джо.

Мартин не рассердился, а обиделся:

- Ты тоже меня лордом не считаешь. Прямо как Вит…

- Простите, милорд. Я просто… ну… не нагрелось еще.

Обида Мартина мигом прошла. Перепады его настроения порою даже пугали.

- Ладно, браток, я к тебе с разговором. Вот если женюсь на леди Лауре – ты что скажешь?

Джоакин опешил:

- Простите?..

- Ну, я подумал: я – лорд, а Лаура – леди. Можно заключить этот, политический брак. Дал намек Виту, а он ответил, что я – тупой баран и мыслю не дальновидно. Тогда я решил подумать вдаль. Женюсь на Лауре – как оно будет? Сир Джоакин начнет ревновать. А он-то у нас сердцеед, возьмет и соблазнит мою невесту. Выйдет измена, позор, на репутации пятно… Что же делать? А вот что: пристрелить Джоакина прямо сейчас, пока измена не случилась!

Джо выпучил глаза:

- Вы чего?!

- Да шучу же! Не думал я стрелять, ты мне по сердцу, душевный парень. Но как же тогда? А, точно: прийти и поговорить. Вот и пришел…

- Так вы моего мнения спрашиваете?

- Ну, как бы это… вроде бы.

Топот ног сбил Джоакина с мысли. В сумерках и в дыму было не различить, но судя по звуку целая рота солдат перемещалась из одной части лагеря в другую. Любопытно, зачем?..

- Мое мнение, милорд, вот какое. Если вы заключите с Лаурой политический брак, это будет нечестно по отношению ко мне. Ведь вы – лорд, а я – только рыцарь, стало быть, вы используете выгоду своего положения. Совсем другое дело, если Лаура влюбится в вас. Добьетесь честной победы - тогда женитесь сколько угодно.

Мартин согласился:

- Разумно сказано. Благородные люди, как ты и я, должны все решать по чести. Но вот вопрос: а как понять, что она влюбилась?

- Ну, смотрит по-особому, вздыхает.

- Лаура всегда смотрит особенно. Глаза у нее.

- Это верно… Тогда – какой-нибудь знак внимания. Подарит цветок или веер.

- Чушь. Дамочки многим дарят.

- Тогда… не знаю, может, поцелуй?

- Запросто! – приободрился Мартин.

- Только силой нельзя. Должна поцеловать добровольно, по своему согласию.

- Добровольней некуда! Покажу кинжал – и пусть выбирает: или поцелуй, или того…

- Милорд!..

- Ну, шучу я, хе-хе-хе. Если проведет со мной ночь – признаешь, что влюбилась?

О ночи с леди Лаурой Джоакин и сам подумывал. Давно перешел бы в наступление, если б не траур. Юная леди пребывает в горе. Соблазнять ее сейчас – ни что иное, как кощунство.

- Нет, милорд, - твердо сказал Джоакин. – Пока носит черное, нельзя ее трогать. Мы же достойные люди!

- Твоя правда…

Вновь раздался шум шагов. На сей раз совсем странный: будто крупный отряд покидал лагерь. Джо расслышал даже оклик часового и отзыв командира отряда. Затем донесся глухой топот и хруст веток, который быстро удалялся. Разведка, что ли?.. Велика толпа для разведки, да и шума много.

- Лорд Мартин, сир Джоакин, позвольте присоединиться.

Из-за деревьев появился офицер с длинной блестящей цепью на шее. Джоакин знал его: альмерский наемник по имени Оливер Голд. Прежде служил приарху, теперь заключил контракт с графом Шейландом.

- Оливер, вы часом не от графского стола?