западе Лед с двумя полками, там порядок. На севере – Перкинс и Голд. У Перкинса - Перст, авось спасет… На юге – никого. Никого, тьма!

Джоакин бежит на юг, к тонкой полоске фургонов. Волчица провожает его зубчатым огрызком кости. Он бежит, видит солдат, выхватывает взглядом офицера.

- Кто здесь командует?

Офицер поднимает железную руку:

- Я. Лахт Мис.

- Держите участок от сих до сих!

- Сделаю, не волнуйтесь. Если можете, прикройте огнем.

Теперь вихрем - к клетке, наверх, на крышу. Хватается за прутья, лезет на крышу. Мартин уже здесь – целится в лес, пучит глаза так, что вон из орбит.

- Темно, не вижу ни хрена!

- Цельтесь в…

И тут лес врезается в стену фургонов. Рев делится на сотни орущих, бешеных фигур. Они прыгают на преграду и крушат. Фургоны летят щепками, ломаются борта. Солдаты Перкинса и Голда машут клинками. Из темноты на них падают вспышки топоров. Сам лес рубит их. Крушит черепа, проламывает доспехи. У многих и доспехов-то нет, не успели, не готовы! Тела – ломтями, как масло.

Орррраааа!

Джоакин начинает стрелять. Он все еще не видит врагов, не может распознать в лесной черноте. Но замечает фонтаны крови, трупы шейландцев, прорубленные борта. Там оборона падает, и еще вон там. Джоакин кладет туда длинную очередь огней.

Фургоны вспыхивают. Защитники – кто еще жив – вопят и мечутся факелами. Неважно, они и так обречены. Зато теперь, в свете огня, Джоакин видит врагов.

- Это медведи!

Здоровенные бородачи с топорами, круглые щиты, разинутые в крике пасти:

- Орррраааа!

- Заткнитесь, твари, - цедит Джоакин и бьет по ним плетью.

Наотмашь, росчерком. Шшшик. Шшшик. Шшшик. Словно косой или серпом. Медведи падают, ломаются, дохнут. Сразу десяток, а то и дюжина… Тьма, это капля в море! Их сотни, если не тысячи! Защита мнется под ударом, фургоны летят в щепки, люди Перкинса превращаются в месиво.

Шум битвы летит и с востока, и с запада – отовсюду. На западе гремит особенно дико. Там, на дороге, идет лютая рубка, сшибаются щиты, грохочут клинки. Но Джоакину нет дела, он прикован к своему участку. Если тут не удержать – лагерь падет!

- Джо, - говорит Мартин. Его Перст неустанно мечет плети. Мартин так занят стрельбой, что не может сказать до конца.

- Что?

- Джо…

- Да что?!

- Бей плетью по деревьям. Пусть падают, ну. Ты на север, я на юг.

Твою Праматерь, да, так и нужно! Джо плюет на людей. Люди – мелкие цели, их не перебить, но деревья остановят атаку! Он хлещет по стволам. Наклонно, как дровосек топором. Разбрасывает щепки, сносит сучья. Стволы трещат, стонут, будто сломанные мачты. Со скрежетом ложатся, накрывая врага… Вот же вам, твари! Получайте!

- Орррааа! – слышится прямо в лагере.

Тьма, в защите дыра! Медведи хлещут внутрь. Сигают через борта фургона, несутся в лагерь, с налету рубят шатры, швыряют факела. Кто попался на пути – за миг растоптан.

- Получайте, гады! Вот вам!

Джоакин орет и лупит по медведям. Бьет, хлещет, ломает, смешивает с пылью. В нем ярость и страх, рука дрожит, плеть стреляет не точно. Какой-то медведь мечет топор – пролетает у самого уха. Еще бы дюйм – и нет головы!

- Сдохнииии!

Тремя плетьми Джо превращает его в кашу. А Мартин бьет путевца по затылку:

- Что делаешь, баран?! Плевать на людей, руби деревья!

Он прав. В лагерь пока ворвались немногие, наши их перебьют, если отсечь новые волны. Любой ценой надо сорвать атаку!

Джоакин поджигает еще один фургон. В кровавом свете различает деревья и принимается косить. Шшшик. Шшшик. Хрясь! Враги разбегаются из-под ствола, атака теряет темп. Джоакин рубит с азартом. Шшшик. Шшшик. Хрясь! Вспоминает песенку Ионы и шепчет под стрельбу:

- Вы. Идете. В гроб! Вы. Идете. В гроб!

Со своей позиции Перкинс начинает повторять за Джоакином. В две руки они косят деревья, как пшеницу. Лес ложится снопами, ряды медведей сминаются. Они больше не ревут. Притихли, гады! Растеряли пыл, а?!

Но в лагерь успела ворваться сотня, а то и больше. Бегут и топчут, давят. Джоакин улучил миг, чтобы пальнуть по ним разок и отогнать от клетки. Это все, на большее нет времени. Они с Мартином стоят на скале посреди шторма. Мечут плети вдаль, отбивая новую волну.

- Павшая, прими нас!

Странный, почти безумный крик. Джоакин ничего не понимает. Кто это? Откуда?..

С запада на толпу медведей налетают закатники. Хорис прислал подмогу! Против нортвудцев эти – будто хорьки: мелкие, тщедушные, юркие. С могучим ревом медведи атакуют закатников. Первый ряд буквально сметают. Был – и нету, превратился в грязь. Но другие просачиваются между медведей, обступают, грызут со всех сторон. Нортвудцы рубят: широко, мощно, свирепо. Сносят головы, ломают ребра. А те обходят с боков и жалят, колют, подрезают. Медведи отбиваются, как черти, но все-таки падают. Гибнут!

Джоакин сносит еще пару деревьев и позволяет себе перевести дух. Лесная атака захлебнулась: десятки упавших стволов погребли ее под собой. Отряд, ворвавшийся в лагерь, уничтожен. Кажется – тьфу, чтоб не сглазить – кажется, отбились!

- Ну, это… - говорит Мартин, - вроде, того…

- Мы им задали перцу, милорд!

Снизу крики. Лахт Мис расставляет закатников, затыкает дыры в обороне. Командует:

- Не расслабляться! Враг может повторить атаку!

На западе, где стоят Лед и Хорис, до сих пор грохочут мечи. Там еще длится сражение, медведи не сбавляют натиск. Но тут, в середке лагеря, отбились.

Теперь Джоакин осознает, насколько близка была гибель. Лес считался непроходимым для большого вражеского войска. Главные силы графа стояли на дороге, а со стороны чащи – лишь тонкая цепь дозоров. Но медведи здесь – как рыба в воде. Смогли скрытно провести через лес целый батальон. Ударили разом и по дороге, и из чащи. И именно тут, у клетки Ионы, оказался самый опасный участок! Медведи прорвались до самого штаба, растоптали детскую палатку – слава богам, что их внутри не было…

Мартин говорит:

- Сдается, брат, мы всех спасли, а?..

- Согласен, милорд. Мы – герои!

Внизу кто-то удивляется:

- Как они подкрались? В лесу же были дозоры…

- Дозоры-позоры, гы-гы!

Начинают собирать раненых. Их мало, мертвецов намного больше. Застигнутые врасплох, шейландцы сражались без доспехов, а медведи рубили боевыми топорами. Но даже число потерь не удручает Джоакина с Мартином. Животный страх сменился эйфорией: только что могли