по стрежу реки рябят сильные струи, текущие в упор и навстречу, а на полотне дороги засветлели местами уже накатанные, но свежие колеи.

Нетолченая труба

Вместе с трубами, из которых выходит дым столбом и коромыслом, припоминается еще какая-то необычная труба нетолченая, когда в самом деле бывают только: деревянные дощатые, битые глиняные да кладеные кирпичные трубы. Между тем упомянутое выражение довольно употребительно. Где много народу, говорят: «Народу – нетолченая труба!» – и хотя говорят так все, но тем не менее неправильно, скрадывая одну гласную букву и обезличивая ходячее выражение в повальную бессмыслицу. Впрочем, в живом разговоре такой прием – дело нередкое и бывалое. Говорят же вместо без вымени – без имени овца баран; не до обедни, коли много бредни (вместо обредни – от обряжаться, наряжаться: и к шапочному разбору не попадешь, если начнешь притираться да румяниться, переодеваться да охорашиваться и проч.). Говорят: «Вот тебе, Боже, что нам негоже», перетолковывая по-своему коренную малороссийскую поговорку: «От тоби, небоже (убогий, нищий), що нам негоже» и т. п. Таких примеров злоупотребления извращенным словом можно насчитать десятки.

Если мы в указанном слове восстановим скраденный скороговоркой гласный звук, поставив его на подобающее место между двумя согласными, то выйдет труба нетолоченая. С этим словом уже можно примириться и его объяснить.

В народном языке толочить значит то же, что торить путь и дорогу, проход и проезд одинаково в людской тесноте и в сугробном или непроездном месте. Если, по обычаю и закону старины, узка в коренных русских городах улица, то с подручного и наглазного образца почему таковая не труба? Если кровь бежит ручьем, а привычно говорят, что она бьет из жилы трубой, то почему же, когда на улице праздник, народу, запрудившему ее так, что и конца-края не видно, не валить навстречу той же трубой, шумной толпой? Сквозь нее не только не протискаться, да и не пробить ее, что называется, пушкой. Надо много труда и ловкости, чтобы проторить или протолочить себе сквозь народную стену путь. А затем уже конечно: «Где торно, там и просторно».

Свинья в апельсинах

Я взял эту поговорку интеллигентного общества, среди которого она обращается в укор людям, не имеющим ни малейшего толка или вкуса в чем-либо изящном и неизящном, – собственно, взял ее в доказательство неудачного вымысла и не совсем счастливого сопоставления видимых резких крайностей. Когда покойный Иннокентий (Вениаминов), бывший московский митрополит, еще в сане камчатского иерея, однако довольно искусившегося в миссионерских подвигах, ехал из Сибири в Петербург кругом света, то, по обычаю, вел дневник и записывал, а равно замечал все, интересовавшее его практический и наблюдательный ум. Плыл он на корабле «Николай», принадлежавшем Североамериканской компании. Судно зашло на прелестные, как библейский рай, острова Отаити, про которые сказал Дарвин, что он лучше их не видал ничего во всех своих путешествиях. Иннокентий (тогда еще Иван), после вечно туманных островов Охотского и Камчатского морей, на этих южных от восторга не чувствовал земли под собой. Однако практический сибиряк заметил, и запомнил, и после рассказывал в своих записках: «Сколько мне пришлось наблюдать за свиньями острова Таити – так как их там довольно, то они, при множестве там фруктов, всегда отдавали преимущество апельсинам».

Эта поговорка, с весьма многими другими, могла бы пойти в доказательство того, насколько несостоятельны в вымыслах и применениях пословичных выражений интеллигентные люди и городские жители, привыкшие брать их из иностранных книжек и из новейших европейских языков. Попадая в обиходный русский язык в виде переводных, эти пословицы – без оборота на себя стоящей в заголовке (мало того, что ясно и сразу обнаруживают свою иноземную подкладку) – в большинстве неудачны и нейдут ни в какое сравнение с тонкой гранью и красивой насечкой домашних пословиц. О чужих крылатых словах расскажу отдельно, в своем месте.

Мир – дурак

Из шести значений этого слова мир в русском языке указанное ругательное относится не к крестьянскому обществу, не к сельской общине, а прямо к деревенским сходам, и притом исключительно к тем из них, которые ведутся неправильно, где допускаются злоупотребления и нарушение прав личных и общественных. На таких-то мирских сходках и народился этот бранный придаток, как решительное и резкое обвинение. Говорится обычно так: «Мужик умен, да мир дурак».

Так, например, при выборе должностных лиц, и в особенности старшин, всякий особняком и каждый про себя решил тем, что такой-то совсем достойный и подходящий человек, – и не ошибались:

– Ума не занимать ему в людях. Пожил и поколотился по белу свету; везде побывал и многое спознал в полную меру. На добрые советы не скуп.

– Живет в достатках (своим разумом нажил), не потеснит свою волю, если захочет мир, чтобы послужил на него разумом и досужеством.

– Семью во сколько сыновей и во столько снох так урядил, что ни споров, ни ссор не слыхали и драк не видывали. Хоть под окнами у него подслушивай: мир там в избе и тишина небесная.

– И начальство его уважает: к нему прямо на постой заезжает, руку берет, картуз снимает: самый настоящий и подходящий человек для нашего мира.

С такими мнениями и на сельский сход пошли, и на волостной собирались степенно, со смирением. Кое-кто принарядился. Богу помолились, чтобы дал Господь крепкого совета и просветления разума. Все шло по-хорошему, как по маслу ползло. Кому довелось пешком идти, тот шел ходко, веселыми шагами поторапливался. У ездовых и лошади бежали бойко.

Вот уже видно, как и сход собрался и стоит тихо и смирно. Он совсем примолк, когда начали обсказывать, для чего собирали и какого решения желают. Опытные люди, бывалые не один десяток лет на мирских сборищах, готовы такому началу радоваться, признавая в мирской тишине добрую примету.

Вдруг заговорили все разом. Поднялся страшный шум, в котором ничего нельзя разобрать, словно вода прорвала мельничную плотину и пошла журчать и рвать. Все, старые и молодые, забыли про то, что каждому следует говорить в очередь. Опытным и бывалым людям не приходилось уже догадываться, что этот шум, поднятый, что называется, прямо с места, не обещает уже ничего хорошего и за добрую примету признать его никак нельзя. Взыграла на миру чья-то проклятая смута: редкий старик такие дела умеет остановить на пути и наладить на прямую дорогу.

Стали было унимать старики: их не только не слушают по-старому, с почтением, а еще и поругивают. Посмотрели старики, послушали, да и отошли в сторонку. Их переднее на сходе место