– Пятизвездочный «Курвуазье». – Тэк засмеялся – коньячно заурчал – и пониже надвинул кепку. – Ты давай шагай. – Когда они отошли от перекрестка, он спросил: – Давно встал?

– Несколько часов.

– А, – сказал Тэк. – Я-то спозаранку, еще когда светало. Пришел сюда – огонь было видно… – Он кивнул в переулок, где дым бурлил, заслоняя все, кроме ближайших двух кварталов.

– Да?

– А теперь только… – И Тэк опять кивнул.

Дым набухал и вздымался до верхних этажей. Небо загустело, как сыр, и завечерело без теней. Я (подумал Шкет) теперь никогда не хочу пить, но вечно хриплю. Три сапога и одна босая нога мололи мусор на улице.

– Тэк, а как отсюда попасть в монастырь? Не в церковь пастора Эми. В монастырь.

– Вот эта улица… – Тэк остановился. – Она уходит в город и превращается в Бродвей. Идешь-идешь до самого конца Бродвея и прямо в монастырь и упираешься.

– Да?.. Вот так просто?

– Пешком далеко. Может, автобус еще ходит, не знаю. Нам сюда. – И Тэк свернул.

Грузовая рампа косо поднималась к деревянной двери в заклепках с полдоллара диаметром. Выше на обметанном ржавчиной железе торчали на болтах алюминиевые буквы, чисто возвещавшие: «СКЛАД ИСМ». Черная табличка у двери искривила Шкетово лицо. Глаза и губы заслонены белыми буквами: «Инженерные системы „Мейтленд“. Склад». Шкет быстренько отбился от воспоминания об Артуре Ричардсе, а Тэк между тем обеими руками стиснул засов, крякнул. Дверь пророкотала, прочертив проем черноты. Тэк посмотрел на свои руки – чистые, что мазки ржавого масла только подчеркнули.

– Заходи. – Тэк держал руки на отлете, подальше от штанов.

Шкет вошел и услышал, как переменился тембр дыхания. Бетонное крыльцо, к нему взбираются железные ступени.

– Поднимайся.

Шкет поднялся и шагнул вбок, в дверь на уровне головы.

Потолочный люк с высоты трех этажей грязью и светом картографировал континенты в мозаике широт и долгот.

– А что… – и Шкета перебило эхо, – что тут?

– Ты иди, иди, – и Тэк лишился лица. Ушел вперед. Каблуки на бетоне поочередно отбрасывали назад заикающееся эхо.

Было очень холодно.

Тут и там, между двадцати– и тридцатифутовыми штабелями коробок, за восьмифутовыми дощатыми иксами стояли катушки, годившиеся для подводных кабелей. Шкет миновал две, прежде чем распознал, что на них намотано.

Позднее он пытался восстановить процесс распознавания. А когда увидел, на миг настала смерть всех чувств, и в этот миг он шагнул к катушке… да, он поднял руку, оттянул и долго-долго стоял просто так.

Мотками, текучими петлями катушку (сотни футов? Сотни тысяч? И сколько таких катушек на этом складе площадью в квартал?) обвивала медная цепочка с призмами, зеркалами, линзами.

Он стоял перед этим полосчатым блеском и ждал, когда блеск высечет в мозгу хоть какое-то объяснение.

Кончик цепочки свисал на пол, и несколько футов складывались в целые (ок. 300 звезд?) Плеяды.

Рядом стояла вскрытая картонная коробка. Шкет наклонился, отогнул клапан. Похожи на медных жуков. Он сунул руку в груду металлических бирок, достал одну – на конце дырочка – и попытался прочесть, что выгравировано. Свет был слишком тускл, уголки глаз жгло.

На картонке, однако, белым по трафарету было выведено: PRODUCTO DO BRAZIL.

Шкет выпрямился.

Тэк футов на сорок убрел прочь по картонному проспекту.

Зрение в сумеречном свете прояснилось – теперь Шкет разбирал трафаретные надписи на других коробках:

Шкет снова посмотрел на цепочку. Он приступил к изысканиям в любопытстве, но результаты были так далеки от ответов, что даже любопытство отключилось.

– Тэк!

– Что? Эй, иди сюда. Видал?

Шкет бегом кинулся по проходу меж картонных груд.

Тэк пнул деревянную крышку. Взвизгнули гвозди, среди ящичных пирамид раскатилось эхо.

– Если нужны новые, их берут здесь.

Ряды гнезд напоминали квадратные картонки из-под яиц.

Не хватало где-то дюжины.

Те, что остались, размером с мячик для гольфа и цве́та орудийной бронзы, пузырились линзами. Все рычажки смотрели влево. Справа – металлические колечки для цепей.

Шкет приподнял свой проектор, посмотрел, как он качается на цепи.

– Они без батареек, – сказал Тэк. – Батарейки в магазинах берут, в городе.

На крышке ящика изнутри по трафарету выведено: «ПАУК».

На наваленных вокруг ящиках Шкет прочел:

Шкет приподнял слой гнезд за уголок. Слой ниже был полон.

– Их же тут, – Шкет посмотрел на Тэка, нахмурился, – тысячи?..

– Мне надо кое-что взять наверху, – сказал тот. – Пошли.

– Тэк. – Шкет обвел взглядом лабиринт бесчисленных ящиков. – Их же тут тысячи! Или миллионы!

Косой столб под крапчатыми панелями потолочного люка вскипал пылью.

Тэк направился к железной лестнице у стены.

– Тут вообще много удивительного. – Он перегнулся через перила, ухмыльнулся Шкету и зашагал наверх.

– Эй. – Шкет крутанулся вокруг железной стойки перил и пошел следом. – А ты за чем пришел?

– Это наверху.

Груду картонных коробок у стены испятнала вода. Рядом водопроводные трубы; асбест на них тоже пятнистый.

– Сюда.

Они шагали по балкону. Ведя ладонью по перилам, Шкет на ходу озирал склад.

– Я тут всякий раз финальную сцену «Гражданина Кейна» вспоминаю, – сказал Тэк. – Мне вот что надо.

Стену подпирали два рулона… ткани (какой-то парчи. В тусклом свете не разберешь, золотой или серебряной).

– На платье? – спросил Шкет.

– Она про это заговорила, а я сказал, что, помнится, видел такое, где-то валяется. – Тэк распечатал один рулон. – Уж не знаю, этого ли она хочет. Что-то уникальное. Ты иди, осмотрись, если охота. Я крикну, когда буду уходить.

Шкет сделал шагов десять, обернулся – Тэк все разворачивал ткань ярдами – и пошел дальше.