Зачитав оправдательный вердикт капитану Медине, судья поздравил его с днем рождения. Из 5000 телеграмм, направленных в Белый дом по поводу приговора Келли, на каждые 100 в поддержку лейтенанта приходилась всего одна с его осуждением. Глава национальной ассоциации «Ветераны зарубежных войн» заявил: «Впервые в нашей истории мы осудили солдата за то, что он исполнял свой долг». В ноябре 1969 г., когда СМИ начали раздувать скандал вокруг Милай, Никсон не раз раздраженно восклицал в присутствии своего секретаря в Белом доме: «За всем этим стоят эти мерзкие нью-йоркские евреи!» Новобранцы, маршировавшие по плацу в Форт-Беннинг, скандировали: «Келли! Келли! Наш человек!» Радиостанция Армии США в Сайгоне крутила в эфире балладу вокально-инструментальной группы «Рота C» из Алабамы: «Меня зовут Уильям Келли, / Я — солдат этой страны, / Я поклялся выполнить свой долг и победить, / Но они сделали меня злодеем / И поставили на мне клеймо». В конце концов КОВПВ запретило радиостанции крутить этот диск, который был распродан в количестве 200 000 штук, однако командование не могло помешать своим солдатам разрисовывать Сайгон протестными граффити, такими как «Убей гука за Келли!». В сентябре 1974 г. федеральный судья вынес решение об условно-досрочном освобождении Келли на том основании, что объективность предыдущего судебного процесса была подорвана негативным освещением в СМИ. Таким образом, после всего 42 месяцев домашнего ареста Келли вышел на свободу.

Массовое убийство в Милай стало символом всего самого неприглядного, что сопровождало военные действия американской армии во Вьетнаме. Представители «патриотического лобби» в Соединенных Штатах были правы, заявляя, что Келли стал всего лишь козлом отпущения. Разумеется, лейтенант лгал, когда утверждал, что «всего лишь выполнял приказы», однако вряд ли можно оспаривать тот факт, что совершенные им и его сослуживцами зверства были естественным следствием той аморальной культуры беспорядочных убийств, жестокости и расового презрения к вьетнамцам, которой были инфицированы многие американские подразделения и их командиры. Правосудие сослужило бы добрую службу, если бы назначило показательные наказания в виде лишения свободы нескольким старшим офицерам из списка комиссии Пирса, и в первую очередь Костеру.

Что касается неспособности Абрамса выиграть войну, то вряд ли справедливо обвинять его в этом больше, чем его предшественников в КОВПВ, тем более принимая во внимание ограниченность доступных ему ресурсов и возможностей. От него ожидали успехов на поле боя, но при этом сокращали его войска. Он делал то, что должны делать солдаты, — уничтожал врага, но он не мог избавить от агонии южновьетнамское государство, где народ ненавидел собственное правительство. Не имея возможности перекрыть дырявую, как решето, 1600-километровую границу на западе, по ту сторону которой находились крупные базы коммунистических сил, Абрамс, как и Уэстморленд, был возмущен нежеланием Вашингтона санкционировать наземные вторжения в Лаос и Камбоджу. Принадлежавшая северовьетнамцам автотранспортная компания «Хакли» в Камбодже, в которой правительство Пномпеня владело прибыльной долей, перевозила 14 000 тонн грузов в год из порта Сиануквиль на базы коммунистов на востоке страны.

Абрамс негодовал: «Это преступление — позволять им [коммунистам] сидеть там в безопасности… и безнаказанно жиреть»[1030]. Но, когда он предложил своему заместителю, генерал-лейтенанту Эндрю Гудпастеру, отправить бомбардировщики B-52 и «по ошибке» нанести удары по ту сторону границы в рамках операции «Световая дуга», тот твердо ответил, что на это требуется санкция Вашингтона. Абрамс был взбешен аналитическим исследованием ЦРУ, которое утверждало, что военные действия против районов-убежищ практически бесполезны. Как заметил Грег Даддис, со сменой главы КОВПВ изменилась только риторика, но не стратегия[1031]. Некоторые военные операции при Абрамсе, как, например, штурм высоты 937 в долине Ашау в полутора километрах от лаосской границы, прозванной солдатами 101-й воздушно-десантной дивизии высотой «Гамбургер», мало чем отличались от многих бессмысленных сражений, которые имели место при Уэстморленде.

Еще один подобный эпизод стал известен как «сражение за Маттерхорн» благодаря одноименному автобиографическому роману Карла Марлантеса. 25-летний лейтенант Лэнден Торн командовал взводом в той же роте С, что и Марлантес. Сын дипломата, он был одним из сравнительно немногих выходцев из привилегированных слоев американского общества, которые без возражений отправились служить во Вьетнам: его дед был морским пехотинцем, отец — офицером радиолокационной службы на авианосце Hornet во время Второй мировой войны, и Торн также хотел испытать себя. Все последние месяцы перед выпуском из Йельского университета его однокурсники горячо обсуждали, стоит идти на войну или нет, и большинство решило, что нет: «Чем больше я узнавал о Вьетнаме, тем сильнее меня мучили сомнения. Мне говорили: „Эй, слышал о Карле? Его недавно убили“. Но многие мои ровесники, которые стали уклонистами, серьезно испортили себе жизнь, а некоторые до конца дней мучились от чувства вины»[1032]. Его младшая сестра Джулия проводила его до Сан-Франциско, где он должен был сесть на транспортный корабль. По пути они заскочили в легендарный ресторан «На вершине Марка» на крыше высотного отеля. Вскоре после его отъезда Джулия отправилась учиться в Европу, где стала убежденной противницей войны.

На базе в Дананге Торн и его новые товарищи встретили толпу ветеранов, ожидавших отправки домой, которые мрачно приветствовали их: «Добро пожаловать в самое грязное зеленое болото на земном шаре! Вам придется несладко». Два дня он ждал, когда транспортный CH-46 доставит его на базу передового развертывания «Аргон», которая послужила прототипом базы «Маттерхорн» в романе Марлантеса и куда он перенес события, которые в реальности происходили на базе под названием «Зона высадки Мак». Прибыв на место, Торн обнаружил, что с позиций, которые занимает его рота, отлично виден лагерь ВНА, расположенный на холме на расстоянии всего двух выстрелов по ту сторону лаосской границы. В первую же ночь рота Торна подверглась обстрелу: «Раздались ухающие думп-думп-думп вражеских минометов, работавших по нашим позициям». Он понял, что попал далеко не в лучшее подразделение: «Командир предъявлял к нам неразумные требования. Молодые морпехи способны на фантастические подвиги, но плохое командование все портит». После того как они потратили несколько недель на зачистку близлежащей высоты под кодовым названием «Невиль», на ее вершине была размещена база огневой поддержки с тремя 105-мм орудиями, где Торн был назначен передовым наблюдателем. Под утро 25 февраля их периметр, защищаемый всего двумя взводами, был атакован саперной ротой ВНА: в предрассветной темноте около 200 солдат в новенькой зеленой униформе и сандалиях выбежали из джунглей, доходивших почти до самого проволочного заграждения. «Они прорывались на наши позиции три раза, у нас закончились мины Claymore, но получить пополнение запасов по воздуху мы не могли, потому что по нам работали 60-мм и 82-мм минометы». Постам прослушки было приказано «сидеть тихо», т. е. затаиться и надеяться на то, что враг их не заметит. Внутри периметра в нескольких местах начались пожары: полыхнули зарядные картузы, сваленные рядом с орудийными ямами, одна из которых ненадолго оказалась в руках врага.