Австралийский офицер спецназа Эндрю Фримантл считал, что лучшие американские солдаты были «действительно очень крутыми», но, как и многие другие, был разочарован резким падением дисциплины в 1970–1971 гг.: «Даже в лагерях спецназа народ, почти не скрываясь, курил травку, а у ворот толпились женщины легкого поведения»[1058]. Лейтенант Тим Ровеллер командовал ротой в 3-м батальоне 9-го полка морской пехоты. Приверженец строгой дисциплины, он не проявлял снисхождения к тем, кто выискивал всяческие предлоги, чтобы не ходить в патрули и оставаться на базе. Рядовой Реджинальд Смит и его чернокожие сослуживцы убедили себя в том, что именно лейтенант виноват в бессмысленной гибели их товарищей в ходе боевых вылазок. Поздно вечером 20 апреля 1969 г., когда они сидели в своем домике и курили марихуану, Смит объявил своим приятелям, что «сделает этого ублюдка, как только тот завалится спать». В 02:10 ночи под койкой лейтенанта взорвалась осколочная граната, нанеся ему множественные ранения, от которых Ровеллер на следующий день скончался. Как позже сказал на суде один из чернокожих морпехов, Смит вернулся в домик, размахивая кольцом от гранаты, и довольно сообщил: «Ублюдку конец. Больше он никого не будет трахать»[1059]. Смит был приговорен к пожизненному сроку и умер в тюрьме спустя 13 лет.

Один белый капитан спросил у чернокожего рядового по имени Дэвис, какую машину тот хочет купить, когда вернется в Штаты. Дэвис ответил: «Я не буду покупать машину, сэр. Я куплю бензоколонку Exxon и буду раздавать бензин своим братьям. Пусть они спалят все дотла»[1060]. И белые, и черные солдаты разразились хохотом, хотя смешного тут было мало и за этой шуткой скрывалась реальная угроза: двое белых майоров были застрелены, когда приказали чернокожим солдатам выключить громкую музыку.

Расовая враждебность исходила с обеих сторон. Белые называли чернокожих маумау, оленями, рабами, ниггерами, черномазыми и т. п. Хирург из южного штата специально носил футболку с эмблемой Ole Miss, чтобы раздражать «братьев»[1061]. Между тем уроженцу Аппалачей Джону Холлу по прозвищу Горец приходилось терпеть придирки со стороны своего чернокожего сержанта, у которого не было времени возиться с «тупыми южанами». Однако в ходе патрулирования этот сержант всегда старался держаться позади остальных, так что однажды Холл набросился на него: «Отвали от меня со своим дерьмом, ты, ниггер! Тебе не хватает яиц, чтобы ходить в рейды!»[1062] После этого Холл напомнил ему о действовавшем в большинстве боевых подразделений правиле, согласно которому вне лагеря любая расовая вражда прекращалась: «Как только взвод выходит за периметр, мы — одна семья!»

Чернокожий морпех Джефф Энтони сдружился с общительным техасцем «Боджо» Тайлером, который познакомил его с музыкой кантри-энд-вестерн. Когда Тайлер написал родителям о своем новом друге, те ответили: «Когда вернешься домой, не вздумай привозить с собой ниггеров»[1063]. Энтони сказал: «Этот парень был моим лучшим другом, но я бы ни за что не поехал к нему в гости». Полковник Сид Берри с горечью размышлял о судьбе своего сослуживца-офицера — «негра из Северной Каролины», который был тяжело ранен в бою. «Я задаю себе вопрос, — писал Берри, — найдутся ли лицемерные белые фанатики, которые будут возражать против того, чтобы их дети ходили в школу вместе с детьми капитана Уильямса, который пролил кровь, сражаясь за свою — и за их — страну?»[1064]

Как-то в 1969 г. одна пехотная рота вернулась из рейда на базу в предвкушении развлекательного шоу USO, которое должно было состояться тем вечером. Расовая напряженность в их подразделении была такой же высокой, как и в большинстве других. Поэтому солдаты остолбенели, когда на импровизированную сцену вышел 70-летний Джорджи Джессел и запел песню «Моя мамуля», которую в 1920-х гг. исполнял в менестрель-шоу загримированный под негра Эл Джонсон. По словам одного пехотинца, он испугался, что сейчас начнется бунт: «Я не мог поверить своим ушам. Этот старый белый еврей решился спеть такую песню! Но еще сильнее меня поразило, что никто из наших не возражал»[1065]. И белые, и чернокожие солдаты были благодарны за возможность на пару часов отвлечься от войны: «Он приехал к нам из большого мира».

Чернокожий спецназовец Артур Ведли по прозвищу Джин в 1969 г. вернулся домой в Балтимор, полный желчной озлобленности: «Эта страна поступила с нами преступно. Она лгала нам. Нам — молодым, наивным и тупым ниггерам — говорили, что эта война ведется за демократию и независимость. На самом деле это была война за деньги. Все эти крупные корпорации заработали на войне миллиарды, после чего Америка ушла оттуда»[1066]. Взгляд Вудли был широко распространен среди чернокожих солдат в последние годы войны. Хотя многие солдаты и морпехи, как белые, так и чернокожие, несмотря на расовую вражду, наркотики, фраггинг и упадок дисциплины, продолжали мужественно выполнять свой долг, все участники и очевидцы этой войны сходились в одном: после 1968 г. боеспособность американских войск во Вьетнаме неуклонно снижалась. Противник не ослаблял напора, и солдатам Абрамса становилось все труднее и труднее соперничать с ним в мотивации и воинском ремесле, даже если от этого зависело их выживание.

Когда у австралийского лейтенанта Нила Смита после войны спросили, действительно ли в 1969 г., когда он прибыл во Вьетнам, там царил полный бардак, бывший пехотинец с удивлением ответил: «Там, где мы были, не было никакого бардака»[1067]. Хотя контингент Анзака, служивший на юго-востоке Вьетнама, — три австралийских пехотных батальона вместе с частями поддержки и спецназа, а также небольшим новозеландским отрядом — составлял крошечную часть союзнических сил, насчитывая на своем пике в середине 1969 г. всего 8000 человек, включая 543 новозеландца, он заслужил превосходную репутацию. Крейтон Абрамс считал австралийцев и новозеландцев «первоклассными бойцами» — на самом деле единственным иностранным контингентом, достойным называться «союзниками»[1068]: «Остальные больше обещали дяде Сэму, чем делали»[1069]. Американский лейтенант Джон Харрисон почти с благоговением говорил об австралийцах из Специальной авиадесантной службы (САС), которые командовали спецназовской ротой из местных горцев в их районе: «Их уорент-офицеры были невероятными — они ничего не боялись!»[1070] За время войны САС записала на свой счет почти 500 уничтоженных врагов, потеряв в боях всего семь человек, — и эта статистика заслуживает доверия. Австралийцы объясняли такие низкие потери главным образом своей фанатичной приверженностью полевой выучке. Как с нескрываемым удовлетворением сказал офицер САС, «мы всегда слышали врага раньше, чем он нас»[1071].