Карта, как и шпага фамильная – небось реликвия, что-то вродеот прадеда к деду, от потомственного моряка к продолжателю династическойтрадиции.

Каюта – а дедукция, завещанная мистером Холмсом, подсказывает,что перед нами капитанское обиталище – располагала двумя дверьми. Та, чтонапротив кровати, несомненно вводит в коридор, а куда ведет вторая, котораязначительно уже и ниже первой, Сварог, в общем-то, тоже догадался.

За спиной – он оглянулся – иллюминатор, открывший графскомувзору полную морскую лепоту, усладу для мариниста. Бледно-зеленая океанскаяравнина, покрытая кружевами «барашков», не ходила ходуном, не обдавала девятымивалами, а размеренно перекатывалась невысокими горбами. Впору самому хвататьпастельные карандаши и запечатлевать бугры морские…

Стоять. Из какой такой шкатулки выскочили эти «бугры»? Ввысшей степени неслучайные… Ну да, как же, как же. «Не ходи на бугрыморские», – некстати или, наоборот, кстати пришли на ум слова, вернее, бредниюродивого, которого они с Клади повстречали на пути в город Митрак…

Так, шаур здесь. Вон он, поблескивает на прикроватнойтумбочке. А за его рукоятью багровеет рубин. Бумага Ваграна где? В кармане.Значит, что? Значит, вокруг свои?

Сварог соорудил себе утренний набор джентльмена – кофе исигарету. Вполне допустимо, поправился граф, не утренний, а дневной. Кстати,проникающего в иллюминатор света хватало и без гидернийского светильного чуда.Что, уже день? Интересно, сколько ж он провалялся в забытьи? Судя по отсутствиюгрохота тонущего континента и дымов снаружи, корабль отдалился от опасногоберега на изрядное расстояние. Теперь бы выяснить – на какое. И куда это мынаправляемся. Скорость, судя по всему, не очень большая… Но выяснять ничего нехотелось. Тело окутывала ласковая истома, душу – спокойствие иумиротворенность, а разум – абсолютный пофигизм. После, все после. А вотфонарик можно было и затемнить, просто кому-то лень было морочиться сзалезанием на стул и с кручением рычажков. Понятно – кому именно лень, вонзнакомая одежда брошена на кресло…

Сварог, попивая кофеек, свесил ноги с постели с той стороны,где к кровати притулилась тумбочка. На тумбочке, помимо шаура, рубина и карты,лежала раскрытая тетрадь. Ее, а не оружие взял в руки Сварог и положил наколени. А на место тетрадочки определил кофейное блюдце, превращенное впепельницу.

Мягкая, явно дорогая кожа переплета ласково и приятно, какхоленый кошак, терлась о ладони. Да и бумага на тетрадь ушла не из дешевых, неиз макулатурной переработки – белее белого, с хрустом перелистывающаяся, одноудовольствие на такой писать.

Бегло просмотрев записи, сделанные образцовым, как шеренгипрусских солдат, почерком, Сварог уяснил, что он держит в руках. Не судовойжурнал, как он сперва подумал, – личный дневник капитана, пардон,шторм-капитана Ксэнга. Наверное, мастер Ксэнг открыл для себя истину, что онживет в судьбоносное время великих перемен-переломов и потому не может неоставить потомству, будущим Ксэнгам, увлекательного рассказа о последних дняходной великой эпохи и первых днях эпохи еще более великой.

Сварог раскрыл тетрадь на последней записи.

«Сегодняшний день вновь наполнил меня небывалой гордостью засвою страну. Прими, Тарос, мою благодарность за то, что мне выпал счастливыйжребий стать по праву рождения подданным Великой Гидернии. Однако не в первыйраз я задаю себе вопрос: одно ли везение тому причиной? И все больше склоняюськ тому, что не одно… Сегодняшний день снова навел меня на размышления о теорииастроморфизма. Отбор вершится на небесах. Там выносят приговор, кому быть, комуне быть. Решают, глядя на дела отцов и матерей. Мы зарабатываем для своих детейправо быть гидернийцами. Дети достойных родителей, получающие их кровь, дети,которых ждет воспитание в добродетельных семьях, где живет подлинныйгидернийский дух, – они и только они допускаются быть рожденными.Мертворожденные младенцы, дети, которым суждено прожить недолго, – вототбраковка в этом отборе. А также рожденные больными, уродами, умственнонеполноценными (думаю, это специальная кара за особо тяжкие прегрешенияродителей) – то есть те, кого справедливо и мудро двести тридцать летназад повелел „вывозить на глубины и топить вместе с щенками, кошками и прочеймусорной грязью“ своим указом король Инруан. Право же, я не буду удивлен, еслив недалеком будущем теория астроморфизма найдет научное подтверждение. Читающимэти строки я порекомендовал бы обратиться к трактату основоположникаастроморфизма Прата Брольтэнга „Откровения, написанные облаками“».

– Всенепременнно, – пробурчал Сварог.

«Возвращаюсь к дню сегодняшнему, – писал далееобразованный гидернийский капитан. – Наблюдая, как горят деревянныетоурантские башмаки, на которых в глупой самонадеянности эти людишки мечталиодолеть океан, глядя, как неразумно они ведут себя, предпочитая мучительнуюсмерть в береговом огне легкой и быстрой смерти от пули, я представил себе, чтобыло бы, доплыви они до гидернийского Граматара. Не надо бытьАкумелой-Придумщиком, чтобы вообразить ту картину. („Что за Акумела такая,почему не знаю?“ – подумал Сварог.) Эти существа стали бы воспроизводить туубогую жизнь, что вели на Атаре. Для чего каждый из них живет? Жрать, пить,спать, испражняться и плодиться. Ничего более. Жизнь без Цели оправдывает лишьсуществование тварей неразумных и бессловесных. Человек без Цели пуст, каксоломенная кукла. Зачем тогда ему жизнь и чем она отличается от небытия? Такаяже пустота. Цель же очевидна для любого развитого человека – общее дело, общеевеличие. Кто называет Гидернию злодейским государством, забывает о том, чтоГидерния раз в столетие неизменно предлагала свой патронат всем без исключениястранам. Подчинение нашему королю, соблюдение гидернийских законов позволили бысо временем потомкам ныне живущих не-гидернийцев стать полноправными подданныминашего короля… Но никто не согласился. Так кто же виноват, что им не сужденоступить на землю Граматара? Если тонущему человеку протягивают руку, но он занее не хватается, то кого следует винить в его гибели? Неужели протянувшегоруку – за то, что, видите ли, не вытащил утопающего силком из воды? Этиматарским существам не суждено достигнуть величия, им не суждено испытатьсчастья приобщенности, когда твоя капля, сливаясь с тысячами других капель,образует море. Приблизить, а может быть, и самому дождаться восхода истинногоВеличия: достижение долголетия, а вслед за ним бессмертия, возвращение умершихиз Океана-Без-Берегов, странствия по тропам, где никто никогда еще не был…»

– Так, так, – пробормотал себе под носСварог, – уже теплее. Если это не метафора, то капитан явно имеет в видуне простые тропы, а те самые – Тропы. В тетрадочке, пожалуй, есть смыслпокопаться на досуге. Глядишь, Ксэнг где и проговорился об аппарате, пустьпросто намекнул на его существование – а это уже ниточка, или намекнул насуществование какого иного подступа к Тропе…

«Не долее чем через час, когда вернется с берега мастер Р.,я отдам приказ на отплытие. Что я буду ощущать, оглядываясь на уходящий подводу Атар? Наверное, то, что план „Гидерния без скверны“ близок к завершению…»