– Знаю, о чём, – молодой человек напрягся, как струна, на лице заиграли желваки, глаза с каким-то нездешним упрямством уставились в угол палаты. – Мол, отца пожалеть надо!.. А он нас пожалел, когда за секретаршей увязался? Пожалел, а? Когда оставил нас с матерью?

– Но ведь алименты…

– Да что вы мне зубы заговариваете? Когда деньги заменяли мужа, отца? – тут голос его дрогнул, он отвернулся от гостя.

– Серёжа… жизнь – очень сложная штука, не всё можно предусмотреть…

– Почему же мы с матерью должны платить за сложности эти? – Сергей смотрел на гостя, уже не стесняясь слез. – А кто за это заплатит? – он показал правую руку.

– Как это… случилось? Если можешь, расскажи.

– И рассказывать нечего, – ещё по инерции непримиримо продолжал Сергей. И всё-таки искренние, душевные слова тронули его почерневшее сердце. – В плен я попал. Задремал на посту – и выкрали. Полгода – в яме с крысами… Думал, помешаюсь. Тогда и пальцы отстрелили. За упрямство. Предлагали жениться на их девке. Дом давали в придачу. Говорили, я ей понравился.

– А она тебе?

– Ничего плохого, но жениться по указке я не хотел… В конце августа освободили «федералы». А когда вернулся, потыкался туда-сюда в поисках работы, – всё бесполезно. А тут один товарищ так называемый и надоумил: мол, ничем не рискуешь, отберёшь деньги – и половина твоя! Мол, баба пугливая, одного голоса хватит, припугни только… А деньги у неё не свои, рыночные… Подпоил меня немного, как бы между прочим…

– Это в первый раз когда?…

– Ну да! Разозлился я тогда, покрушил там мебелишку… А тот опять пристаёт, мол, уговор дороже денег! И аванс даёт…

– Понятно, Сергей. Я сегодня был у Ивана, – весь извёлся он. О себе и не думает, так что это я сам пришёл. Очень переживает за тебя. И не хочет вторично терять, ты понимаешь?

Сергей не выдержал, сунул голову под подушку. Но задрожавшие плечи выдали его снова. Олег Петрович прикрыл их рукой…

неслось из открытой форточки второго этажа старого панельного дома… Тимофей уже заканчивал уборку около подъезда и хотел двинуть дальше, но Верка-«артистка» и Генка-«матрос» в третий раз начали так полюбившуюся песню, это в одиннадцать часов, почти утром! И вывели-таки Тимофея из равновесия, и заставили подняться в квартиру. Он ещё не забыл, как отхаживал Ваньку-«барабанщика», их дружка, которого сбила с ног собачья атаманша в борьбе за объедки. Не забыл, как болело за всю троицу сердце, как ум поневоле пытался искать выход из всего этого… И вот тебе, на! С утра пораньше уже гуляют! На жратву, значит, денег нет, а на зелье это проклятое – есть!

Толкнув не закрытую по-хорошему дверь, он вошёл в квартиру – и чуть не задохнулся от густого смога табачного дыма и паров алкоголя вперемежку. Рванулся к окну, открыл нараспашку.

– Эй, очумел, что ли? – Верка, сначала раскрывшая рот от неожиданного появления Тимофея, обрела дар речи. – Лето тебе, что ли?!

Тимофей молча оглядел комнату. Генка сидел на кровати, подогнув почти по-детски ноги. Верка, как хозяйка, сидела картинно за столом, и даже губы были в помаде…

«Любит, что ли, его?» – пронеслось в голове у Тимофея. Он так же молча собрал бутылки, сложил в пустую авоську, что валялась в углу, и направился к дверям.

– Ты чё, очумел? – Генку будто ошпарили.

– Эй, это моя собственность! – Верка рванулась к Тимофею.

– Отдам, когда работу сделаете!

– Какую ещё?

– А такую! На Кирпичной улице сейчас дворника нет. Так что – пошли со мной оба! – скомандовал он неожиданно властно, удивив не только выпивох, но и самого себя.

Кое-как одевшись, они шли за ним к жэковской конторе за инструментом… А Тимофей вспомнил, как и сам когда-то был горазд испить алкогольного счастья, как годами мучил Клавдию, дрожавшую в ожидании очередного его сюрприза, поседевшую раньше срока, потерявшую когда-то крепкое здоровье… Как за минутное животное счастье чуть не поплатился и семьёй, и нормальной человеческой жизнью. Слава Богу, помог случай.

Как-то вечером они пришли с Клавдией к Зое Тарасовне, матери Тимофея. Поговорили о том, о сём, включили телевизор. Вдруг хозяйка забеспокоилась, стала куда-то собираться, несмотря на поздний час.

– А это ещё что за новости? – полушутя-полусерьёзно спросил Тимофей.

– Чего-то неспокойно на душе. Пойду, проведаю Нюру.

– Ну, ладно, пойдём вместе, что с тобой делать.

По дороге к сестре Зоя Тарасовна молчала. В семье было известно, что Нюра давно мучается со своим Михаилом. Вконец спился человек, а был мастер на все руки. Единственная дочь учится в Москве на врача, и Нюра еле сводит концы с концами, чтобы вовремя ей помочь.

Через полчаса Тимофей с матерью звонили в нужную квартиру. Вскоре послышалось сиплое: «Кто там?!»

– Открой, Михаил, – сказала Зоя Тарасовна как можно спокойней.

– Чёрт знает что, на дворе ночь, а тут… – наконец звякнула цепочка, потом замок, и дверь открылась.

Включили свет. Нюра сидела, глядя перед собой на пустую стену. Пришедших как будто и не заметила.

– Что с тобой, сестра? – Зоя Тарасовна начала её тормошить. – Что случилось-то, говори!

И Нюра, очнувшись вдруг, заплакала. Зоя Тарасовна влетела в комнату.

– Ты что натворил, говори, разбойник! – приступила к сидевшему у телевизора Михаилу.

– Ничего! Цела твоя сестра, успокойся, – буркнул тот, пытаясь отделаться от энергичной гостьи.

– Я тебе покажу, «ничего»! Говори, опять измывался? – она дёрнула, не выдержав, его за плечо. Серая небритая физиономия взглянула на неё, отводя глаза в сторону.

Михаил понял, что так просто не отделаться: в дверях, невольно сжав кулаки, стоял Тимофей.

– Ну чего, чего?… Пожурил немного, пошто обед мужу не приготовила, вот и всё. Чё уж, и сказать ничего нельзя?

– А кто ножом перед моим носом размахивал? Кто не выпускал из квартиры? – послышалось из прихожей.

Михаил по-звериному взглянул в ту сторону, отчего даже Тимофею стало не по себе.

– Ну и что! Я здесь хозяин! Хочу – пью, хочу – жену бью! Кому какое дело! – Михаил встал и двинулся прямо на Тимофея, сузив и без того узкие, скользкие глаза…

– Михаил! Не смей! – Зоя Тарасовна бросилась между ними. Михаил, не глядя, оттолкнул её в сторону и встал у порога, впиваясь в гостя взглядом и торопя развязку. Тот понял, что надо действовать, и одной рукой схватил его за шиворот грязного пиджака, другой влепил увесистую пощёчину. Михаил на миг растерялся, но через секунду с хриплым криком бросился на соперника. А тот, не сдерживая себя, во власти непонятной злости лупил, что есть мочи, ещё крепкого, вёрткого свояка, пока тот не свалился к его ногам… И – вдруг разом обессилел, сел на стул.