Мелиоративные (или "аналитические") проекты, следовательно, требуют активного принятия решений о том, что подразумевается под нашими словами. Как известно, если мы хотим изменить мир, нам, возможно, придется по-другому его концептуализировать. Особенно это касается социальных действий и практик: будучи социальными и самосознающими существами, мы обязаны соответствовать нормам, закрепленным в наших базовых понятиях, категориях и схемах. А когда речь идет о других людях, мы склонны навязывать нормы и ожидания, к которым мы некритичны. По всем этим и многим другим причинам мелиоративные проекты могут быть важны для социального прогресса.

Я считаю различие между этими тремя подходами, проведенное Хаслангером, полезным - более того, решающим - в данном контексте. Трудно представить, как еще можно закрепиться здесь методологически, кроме как сознательно следуя хотя бы одному из этих различных направлений. Но также полезно признать (как признает и сама Хаслангер), что эти проекты потенциально дополняют друг друга, по крайней мере в некоторых случаях (2012, 351-354, esp. 353n23 и 376). Например, вначале можно проводить концептуальные исследования не из приверженности традиционным априорным методам, а для того, чтобы пролить свет на естественные цели термина - то есть на то, к чему его можно лучше всего применить, или на его должностные обязанности, выраженные метафорически. Впоследствии эти цели могут быть поставлены под сомнение, и значение термина может быть пересмотрено на этой основе.

Описательный проект может также выявить необходимость семантического выбора. Например, разные группы могут использовать рассматриваемый термин по-разному, например, для обозначения разных типов случаев, более узкого или более широкого спектра применения. Учитывая это, нам, возможно, придется принять решение о том, какие языковые и социальные сообщества считать авторитетными. Вероятно, это часто будет связано с учетом наших ценностей - в том числе политических, которые, по крайней мере, нет очевидных оснований исключать с самого начала.

Таким образом, можно увидеть, как первые два проекта могут естественным образом перейти в третий, по крайней мере, если следовать им в определенном духе. В этом ключе я буду развивать сначала концептуальные, а затем описательные направления исследований, чтобы в итоге предложить улучшающее ситуацию предложение о том, как мы должны понимать женоненавистничество.

Как видно из приведенного выше перечня контраргументов против феминистского диагноза женоненавистничества в деле Исла-Висты, некоторые люди якобы принимают наивную концепцию женоненавистничества. Напомним, что, согласно этой точке зрения, женоненавистничество - это в первую очередь свойство отдельных женоненавистников, которые склонны ненавидеть женщин qua women - то есть потому, что они женщины - либо универсально, либо, по крайней мере, очень общо. Более того, для того чтобы считаться настоящими женоненавистниками, от них может потребоваться, чтобы эта ненависть жила в их сердцах в качестве глубинного или окончательного психологического объяснения.

Однако наивная концепция женоненавистничества имеет серьезные ограничения. Некоторые из них связаны с эпистемологическими проблемами. Ведь то, что стоит за установками отдельного агента, как вопрос глубинного или окончательного психологического объяснения, часто остается непостижимым. Поэтому наивная концепция грозит тем, что мизогинию будет очень трудно диагностировать, если не быть терапевтом агента (а иногда даже этого недостаточно). Это грозит сделать женоненавистничество эпистемически недоступным, в частности, для женщин. То есть это грозит лишить женщин возможности приобретать знания и обоснованные убеждения о проявлениях женоненавистничества, с которыми они могут столкнуться, и делать на этой основе обоснованные утверждения. Таким образом, по сути, это понятие женоненавистничества будет лишать покоя его жертв.

Учитывая, что понятие "женоненавистничество", вероятно, играет определенную концептуальную роль, выделяя наиболее враждебные и вредоносные грани гендерного угнетения, это грозит лишить женщин подходящего названия для потенциально мощной проблемы, с которой они сталкиваются. Это тем более актуально ввиду очевидной скудости соответствующих альтернатив. Какие еще английские слова выражают аналогичные и столь же морально весомые понятия, характерные для гендера? Насколько я могу судить, их нет. Первоначально на ум приходит термин "сексизм", но, на мой взгляд, ему не хватает враждебного привкуса "мизогинии". (Я подробно рассматриваю противопоставление сексизма и мизогинии в , глава 3 .) Поэтому мы позволяем слову "мизогиния" уйти от нас на нашу беду.14

Если обвинения в женоненавистничестве будут очень сложными для судебного преследования, это будет иметь еще одну важную, хотя и менее очевидную, цену. Это сильно затруднит правосудие в отношении тех, кто обвиняется в женоненавистничестве и действительно невиновен. Если даже Эллиот Роджер окажется на свободе, то вердикт "невиновен" (так сказать) перестанет быть очень значимым. Защита почти всегда будет успешной, поскольку соответствующее преступление настолько непостижимо и своеобразно.

Однако проблемы с наивной концепцией женоненавистничества на этом не заканчиваются; они выходят далеко за рамки этих эпистемологических соображений. Эта концепция также не способна охватить нечто большее, чем психологический и, следовательно, метафизически неясный феномен.

Почему так? Можно было бы подумать, что в типичной патриархальной среде женоненавистничество, по крайней мере, потенциально может быть распространено. Но трудно понять, как и почему это происходит сейчас, то есть если принять наивную концепцию. Чтобы понять это, нужно сказать кое-что о природе патриархальных социальных порядков, отношений и ролей, как я их себе представляю. (Надеюсь, не нужно говорить, что это не полное обсуждение их сложной социологии, а скорее изложение некоторых полезных - и не очень спорных - основ). Тогда я смогу утверждать, что наивная концепция женоненавистничества фактически определяет женоненавистничество как преобладание в патриархальном порядке, который, как я полагаю, является той средой, в которой оно должно (наиболее) естественно возникать.

Я исхожу из того, что социальная среда считается патриархальной в той мере, в какой определенные виды институтов или социальных структур в ней распространены и пользуются широкой поддержкой - например, со стороны государства, а также из более широких культурных источников, таких как материальные ресурсы, общинные ценности, культурные нарративы, медиа и художественные образы и так далее. Эти патриархальные институты будут сильно различаться по своим материальным и структурным, а также социальным характеристикам. Но они будут таковы, что все или большинство женщин позиционируются как подчиненные по отношению к какому-то мужчине или мужчинам в них, последние из которых, таким образом, (по той же причине) доминируют над первыми на основе их пола (среди других соответствующих пересекающихся факторов).

Прежде чем продолжить, стоит отметить три несколько более тонких момента. Во-первых, я не считаю, что подчинение - это термин успеха в данном контексте . В моем понимании понятие "подчиненность" может быть связано с социальным давлением, которое стремится низвести женщин в это положение, но может и не "преуспеть" в этом, будучи побежденным или даже отмененным в отдельных случаях (а также, конечно, противодействуя противоположному социальному давлению, в силу других систем