Оливер и Гвен пили в постели чай, приготовленный для них Люси, когда в передней раздался телефонный звонок. Они посмотрели друг на друга.

– Кому неймется в половине восьмого? – проворчал мистер Арнольд.

Гвен схватила его за руку.

– Только бы ничего не случилось с Джоном. Боже, только не это!

Муж погладил сжимавшую его руку.

– Мы разговаривали с ним вчера, я ведь тебе рассказывал. Их эскадрилья ждет приказа. У Джона все в порядке, дорогая.

Телефон умолк, снизу послышался приглушенный голос Люси, затем ее шаги по лестнице и стук в дверь.

– Простите, сэр, мадам, это мистер Джон. Он сожалеет, что разбудил вас, но война началась по-настоящему.

Мистер Арнольд быстро поставил чашку и откинул одеяло.

– Иду!

Он слетел вниз по лестнице, обогнав горничную, и схватился за телефон на маленьком дубовом столике.

– Джон! Что случилось?

– Армагеддон, папа, четыре всадника Апокалипсиса уже здесь. Боги войны…

– Прекрати! Скажи, что происходит?

– Прости, папа. Происходит все, о чем ты говорил, и кое-что еще. На рассвете Германия вторглась в Бельгию, Люксембург и Голландию. Французские позиции тоже разгромлены. Немцы беспрепятственно прут, как горячий нож по маслу.

– Как так? А что же линия Мажино? По словам французов, их граница неприступна!

– Конечно, неприступна, если ее не обогнуть. Что он и сделал – пошел в обход, и все. Как раз сейчас они занимают села прямо за линией Мажино. Нас застали врасплох, папа. Его самолеты бомбят и обстреливают любые машины на дорогах – будь то военные или гражданские. Если так пойдет, послезавтра он доберется до Ла-Манша.

– Нет, не может быть.

– Кто его знает. Поверь, папа, все очень серьезно. К вечеру меня могут перебросить во Францию на передовую. В любом случае вряд ли мне удастся звонить в ближайшее время, поэтому я хотел сообщить вам с мамой новости и… в общем, попрощаться. Не волнуйтесь, со мной все будет хорошо. И со всеми нами… Это так здорово, правда?

Мистер Арнольд на миг оторвался от трубки и внимательно на нее посмотрел, потом снова прижал к уху.

– Да… Наверное, Джон. Конечно. Ты выполняешь свой долг. Задай им жару, сынок! Покажем мерзавцам, что так больше продолжаться не будет. Давай, мы с тобой.

– Спасибо, папа. Передай маме, что я ее люблю. Скажи – приеду, как только немного поутихнет. Пусть они с Дианой не беспокоятся. Да, забыл, Джеймс контролирует заправку самолетов, к телефону не доберется. Просил передать Диане привет. Передашь, ладно? Кстати, я думаю, между ними что-то есть…

– Да? Хорошо, все передам. Ему тоже от нас самые лучшие пожелания. Ладно, да… Тебе, наверное, пора, Джон. Увидимся, когда… когда представится случай. Береги себя, мой мальчик. Мы тебя очень любим.

– Я знаю, пап. Я вас тоже люблю. Пока.

Связь оборвалась. Мистер Арнольд опустился в плетеное кресло у телефонного столика и закрыл лицо руками.

В течение многих недель Арнольды больше ничего не слышали о сыне, а Диана о Джеймсе. И неудивительно: катастрофа с ошеломляющей скоростью продвигалась к Ла-Маншу. Трудно сказать, кого больше удивляла разыгравшаяся вакханалия: не знающих поражений немцев или униженных британцев, французов, бельгийцев и голландцев.

Не прошло и недели после звонка Джона, как капитулировала Голландия. Франция погрузилась в хаос. Арнольды не имели представления, где их сын и чем занимается.

– Отсутствие новостей – уже хорошая новость, – не уставал повторять жене мистер Арнольд.

Но при этом поражался спокойствию Гвен и ее упорству в борьбе с преследующим их обоих чувством беспредельного страха.

– Джону не поможет, если мы с тобой с перепугу потеряем головы, – говорила она. – Нам следует держаться. Я работаю над картиной – хочу сделать подарок к его возвращению.

Сам же мистер Арнольд каждый день ездил в город. А что еще оставалось делать?

Однажды солнечным утром по дороге на службу его догнал бывший компаньон.

– Доброе утро, Арнольд. Слышали новость? Неприятельские танки уже в Абвиле.

Мистер Арнольд встал как вкопанный.

– Как? Оттуда же рукой подать до Ла-Манша!

– Именно! И это еще не самое страшное. Теперь наши силы с юга и севера отрезаны друг от друга. На все про все ушло ровно десять дней. Уму непостижимо! Чую я, проиграем мы эту войну. Как же все это некстати… Мы с женой собирались в Бордо этим летом. Как говорится, quel dommage[2]. Есть весточки от сына?

Мистер Арнольд помотал головой и двинулся дальше.

– Нет. Ни единого звонка.

– На вашем месте я бы не волновался. Вряд ли Джон во Франции.

Мистер Арнольд снова остановился.

– О чем вы?

Собеседник пристально посмотрел на него.

– Разве не очевидно? Франция совершенно безнадежна. Через две недели максимум она начнет добиваться перемирия, попомните мои слова. Нам самим потребуются все наши «Спитфайры» и «Харрикейны» до единого. Следующей остановкой герра Гитлера станет Британия, и тогда придет черед таких парней, как ваш сын. Разбрасываться самолетами и пилотами, только чтобы выиграть несколько бесполезных дней для французов?.. Ну, это мое мнение. Всего хорошего. Вперед, к победе! – Он сделал салют рукой и исчез за дверью своей конторы.

Сев за рабочий стол, Оливер немедленно сообщил новости Гвен в Дауэр-Хаус.

– Поэтому хоть Джон, возможно, и летает на задания во Францию, но базируются они наверняка здесь – на случай вторжения. Уильямсон парень хваткий, держит ухо востро. У него контракты с военным министерством, я это точно знаю.

Гвен заговорила не сразу.

– Оливер, ведь если Франция капитулирует, значит, мы тоже проиграем? Какой тогда смысл сражаться? Рисковать жизнями мальчишек?

«Именно в этом сейчас и заключается главный вопрос», – подумал мистер Арнольд, положив трубку.

Не прошло и недели после ужасной вести об Абвиле, как во всех разговорах и газетах его сменил французский прибрежный городишко Дюнкерк. Десять дней члены семьи Арнольд – Оливер и Гвен в Дауэр-Хаусе и Диана в Гиртоне, – затаив дыхание, слушали утренние радиосводки о спешной эвакуации через Ла-Манш. Поступили сведения, что в толпе обессиленных людей на береговой полосе есть пилоты сбитых самолетов Королевских ВВС, и в обеденный перерыв мистер Арнольд убегал в соседний кинотеатр посмотреть хронику, надеясь хотя бы мельком увидеть лицо сына в вереницах изможденных мужчин, терпеливо дожидающихся переправы в безопасное место.