Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Утро потрясений.
Какое-то время Герхер-Вард сидел без мыслей, с пустой, что было совершенно ему не свойственно, головой. Сам не понимал, о чем пытался думать, чувствовал, как временно застопорило шестерни.
Но спустя мгновение мыслительный процесс восстановился и пошел в сторону: «Если ограничения на ее действия отсутствуют, этим можно и нужно воспользоваться. Именно сейчас, пока Дрейк не вернулся к полноценному управлению…»
Запрос: номер телефона Бернарды Дамиен-Ферно.
База высветила цифры.
Их Рид запомнил быстро. Да, это рискованно, но он должен назначить ей встречу. И кое-что обсудить.
Вот только на часах половина шестого утра. Во сколько просыпаются люди?
*****
(Greg Hatwell, Adele Roberts – If Love Is You)
Бернарда.
То редкое утро, когда никто не шебаршил на кухне, не гремел посудой, и не разносился по дому запах съестного. За окном серо, но свежо, накрапывает дождик – у таких дней свое молчаливое очарование. Антонио с утра на съемках кулинарного шоу, Клэр уехала его сопровождать, потому придумывать завтрак мне пришлось самой. Чувствуя пасмурную сырость, спали в корзине Смешарики; не желал отрываться от простыней Михайло.
Я лениво пыталась вспомнить, какие кнопки нужно нажимать на кофемашине, чтобы получить верный результат (редко ей пользовалась), думала о том, что соскучилась по Дрейку, жалела, что не могу отправить ему туда, где он сейчас, мысленную весточку. Вот же любитель тонких измерений.
Уже потянулась к кнопке включения серебристого кофе-агрегата, решив, что прогуляюсь сегодня с Тайрой по цветочному базару, когда вдруг завибрировал мой телефон.
Номер неизвестен. Не просто неизвестен, а прочерки – никогда раньше такого не видела. Будто на том конце, откуда меня набирали, не существовало ни знаков, ни цифр в принципе. Занятно.
На часах начало девятого. Кофе пришлось отложить.
– Алло?
– Меня зовут Рид. Рид Герхер-Вард, – представились на том конце вежливо. – Я представитель Комиссии. Мы могли бы с вами встретиться?
И первым делом обожгла мысль – что-то с Дрейком? В каких случаях еще могут звонить из Реактора, звать в офис? И тут же понимание: с Дрейком все в порядке. Теплое чувство, пришедшее издалека, погладившее по сердцу – мол, не сомневайся во мне. «Я есть, я здесь, я с тобой. Все хорошо». Вот тебе и «нет связи с тонким миром». Оказывается, есть.
Я втянула воздух, после выдохнула. Кем бы ни был этот Вард, он на секунду меня напугал.
Согласиться? Отказаться? Ворочалось любопытство.
– Вы хотите, чтобы я приехала в Реактор? Во сколько?
На том конце пауза.
– В «Реактор» необязательно. Давайте встретимся в кафе неподалеку от вас. В «Банди».
А вот это уже нечто удивительное. «Банди» – уютное новое лофт-кафе. Но едва ли подходящее для официальной встречи с людьми в форме.
– Хорошо. Во сколько?
– Через тридцать минут.
Не просьба, не вопрос, не приказ. Странное ровное изъявление пожелания.
Я помолчала. Ладно, кофе я могу выпить и там, планов все равно пока нет.
– Договорились. Как я вас узнаю?
– Узнаете.
Ну да, кто бы сомневался. Давно у меня не бегали по позвоночнику мурашки от ровного тона голоса «Вертеров». Одеваясь, я так и не могла решить, приятное это чувство или нет.
И да, я его узнала.
По фону. По лицу. По псевдорасслабленной позе. Повесила сумку на стул, села напротив – мне тут же принесли меню.
– Будем знакомы. Рид Герхер-Вард.
Я видела его форму, другие нет. Для официантов и работников кафе он выглядел типичным мужчиной в штатском; я же заметила еще одну странность – стоило мне занять место, как вокруг нас тут же образовался слабый кокон, сеть, отгородившая нас от остального мира.
«Даже от Комиссионного кода», – вдруг подумалось мне. Представитель Комиссии только что отгородился от себе подобных? Очень необычно.
– Бернарда, – представилась я. – Вы только что отключили «прослушку»?
– Да. На всех Уровнях. Это беседа личного характера.
Странно, но я пока напрягалась. Никогда не видела в Реакторе инакомыслящих, повстанцев, что ли. Неизвестно, как на такую беседу отреагировал бы Дрейк, хотя ему было не занимать спокойствия и дальновидности.
Рид, кстати, был красив. Некоей прохладной, свойственной далеко не всем Комиссионерам красотой. Влекущей, недоступной. А почти незаметные, но жесткие складки у рта делали его сексуальным, притягательным.
«Господи, слышал бы мои мысли тот, чье кольцо у меня на пальце. Хотя я же отвлеченно…» Скорее, просто с любопытством. Никогда не видела Комиссионеров с настолько правильными чертами лица. Не модельными, но мужественными, чуть жесткими. Этот Герхер-Вард вполне годился на обложку журнала «Лицо Комиссионера», а если еще и позу принять соответствующую, сложить на груди руки, чуть нахмурить брови… Так, о чем это я?
– Позволите купить вам кофе? – спросили меня тем временем.
Я не стала отказываться, в конце концов, не успела выпить дома. И, оказывается, я забыла, как сильно от людей в форме фонит. К Дрейку я привыкла, этот мне тоже не мешал, но отлично чувствовался – все-таки они ядерные, люди из Реактора.
У официантки я попросила аналог капучино, от десерта отказалась. Сложила руки на столе, постучала пальцами.
– Так чем я могу быть вам полезной, мистер Герхер-Вард?
– Рид. Для вас.
Еще более странно. Этим утром я точно была Алисой, забредающей все дальше в Страну чудес. Если Комиссионер говорит «для вас Рид», значит, однозначно о чем-то собирается попросить.
Мне пришлось подождать почти полторы минуты, прежде чем он начал.
– Вы знаете о том, что у вас отсутствуют ограничения полномочий на ваши действия?
На сердце все муторнее. Какая ему разница?
– Знаю.
– Это означает, что вы можете приказать все что угодно, и это будет считаться Комиссией законным и легальным.
Когда Дрейк впервые выдал мне это разрешение, а это случилось сразу после того, как он надел на мой палец свое кольцо, меня, помнится, охватил ступор. Зачем мне «мочь» приказывать? Тем более всем и все что угодно? Но тот, кто носил фамилию Дамиен-Ферно, знал много больше и наперед, потому просто посоветовал: «Не думай об этом». И он был прав, я последовала его совету и решила – жила как человек и буду жить как человек. Со своей совестью, головой и ответственностью. Да, действительно, я могла войти в Реактор, сказать любую глупость, и меня обязаны были послушать, но я знала, что никогда так не сделаю. Дрейк знал об этом тоже, и доверие являлось еще одной гранью его бесконечной любви.