«Убирайтесь!»

Словно тычок – резкий тычок в лоб ледяным кулаком.

Из вонючего гнёздышка высунулся котёнок. Мелькнула вторая любопытная мордочка. Третья и четвёртая.

«Вон!» – прошипел Эдвину фамильяр. Мама-кошка за его спиной загородила котят, юный кот встал рядом. Хамфри же…

Хамфри же стоял, как защитник. Точно солдат перед врагом. И Эдвин внезапно понял всё.

– Ты из-за них не идёшь домой, – вслух сказал он. – Да, Хамфри?

У фамильяра чуть отвисла челюсть.

«Вы…»

– Тебя ищет Перл. Твоя хозяйка. Помнишь её?

По кошачьей морде метнулась судорога. Сзади мяукнул котёнок, и Хамфри, дёрнувшись, посмотрел на семейство.

Задержал взгляд на кошке.

«Боже… Влюблённый фамильяр».

Эдвин невольно улыбнулся.

Фамильяры, что были зверями лишь наполовину, редко шли на поводу у страстей. Даже коты. Даже в марте. Но Хамфри…

«Всё, что вам нужно, это любовь», – тихонько пропело в голове.

Теперь понятно, почему связь с ведьмой ослабла. Фамильяр сам не хотел найтись.

Негласно фамильярам запрещалось создавать такие семьи. Вся их семья – это ведьма.

«Создательница», – подумал Эдвин, вспомнив речной жемчуг.

«Как она? Как Перл?» – виновато спросил фамильяр, немного сдувшись.

– Горюет, – честно ответил Эдвин, и Хамфри стал ещё печальней. – Ну что, пойдёшь со мной?

«Нет. Не могу их бросить, даже на день. Пропадут».

– А хозяйку не жалко?

Фамильяр зажмурился.

«Она… она умница. Переживёт. И…»

Фамильяр не закончил: один из котят всё же прорвал оцепление, врезался в ногу Эдвина и стал играть со шнурками. Мама тут же оттащила его за шкирку.

– А почему бы тебе не взять их с собой, а, Хамфри? – негромко спросил Эдвин.

«А вдруг… – съёжился фамильяр, – …вдруг она не поймёт?..»

«Вдруг она приревнует? Разозлится?» – додумал за него Эдвин.

И улыбнулся, вспомнив нежную Перл.

«Всё, что тебе нужно, это любовь».

– Поймёт. Ну а если нет…

Эдвин присел и поманил к себе бело-чёрного котёнка.

– Будете жить у меня.

Мяукнув, котёнок шмыгнул мимо мамы – и доверчиво ткнулся в ладонь.

***

…Эдвин пригладил волосы, кашлянул. И, наконец, нажал на кнопочку звонка. Двое кошачьих прижимаются к ногам, в руках – коробка с писклявым квартетом… Впереди – Хамфри.

Ведьма открыла, щуря заплаканные глаза. И замерла статуэткой.

А дальше…

Конечно, были слёзы. Куда без них? Жемчуга, жемчуга, жемчуга… Были объятья и: «Ах, кто это такие хорошенькие?» Был рассказ, прощение и чу́дная форель, запечённая с лимоном и травами.

Всё вышло славно. Как Эдвин и хотел.

Впрочем… чего-то всё же не хватало.

«И почему я не спросил? – подумал Эдвин, сидя в офисе на другой день. – Пригласил бы её…»

– Эй, Эд! Тебе звонок на линии! – внезапно крикнул напарник.

Пожав плечами, Эдвин принял звонок – и замер, услышав голосок Перл.

…Приглашение. Приглашение в гости.

– Всё, что вам нужно, это любовь! – донеслось из приёмника.

– Значит, до вечера?

– Да…

– Тогда пока! Мы все ждём тебя! Очень!

Эдвин медленно положил трубку. Несмело улыбнулся приёмнику…

И прибавил громкость на максимум.

…В день, когда в их Станцию, точно голодный кутёнок в мамкин живот, ткнулась прокля́тая Люлька, настроение Го́ра было отменно гадостным.

Очнулся он с головной болью и тошнотой. Словно зелёный новичок, впервые испытавший синдром космической адаптации.

Некоторое время Гор оставался в коконе спального мешка. Пытаясь выбить, выдернуть из памяти кошмар, что угораздил ему присниться.

Но перед глазами всё стояла девчонка, похожая на утопленницу. Утонувшую в нефти. И волосы её, струясь чернилами каракатицы, двигались как живые, стремясь добраться до его, Гора, шеи.

Дотянуться. Обхватить.

И…

Гор встряхнулся. Воспарил вверх, застыл в обзорном модуле – куполе. Шесть иллюминаторов. Потрясающий вид. И стрела – зазубренная стрела – в сердце.

Боги, до чего же хочется на Землю, до чего же осточертело это всё!..

Мысль – отчаянная, трусливая – быстро подавилась в зародыше. В мозгу грянул безжалостный отцовский голос: «Подбери сопли, Игорь! На кону честь семьи!»

Гор положил ладонь на стекло иллюминатора. Так, роняя слёзы, возлагают руки на гроб любимого родственника. Земля – чудесная красавица-Земля, затянутая белыми, точно фата, облаками, – казалась далёкой, недосягаемой… Чуть ли не потерянной навсегда.

Гор прикрыл веки.

Нет, не думать. Надо успокоиться, взять себя в руки, вновь нацепить личину стального командира, надо…

Лёгкий стук.

Гор вздрогнул, открыл глаза. С той стороны иллюминатора ему солнечно улыбался Рюрик.

«Эй, команданте! Как дела?»

Подмигнув Гору, космонавт взялся чистить иллюминатор. Свою работу он выполнял с удовольствием – лицо под шлемом сияло, как Солнце.

Впрочем, что взять с Рюрика? Он Космос обожал. Рюрик вообще был заядлым экстремалом. Любил пощекотать себе нервы: и к Марианской впадине плавал, и к белым акулам в клетке спускался, и по Африке, среди львов, колесил… Теперь вот Космос осваивает, как дитя радуется. Усатый мальчишка…

«А я ненавижу Космос. Я боюсь Космос. Меня страшат его тёмные недра…» – в который раз подумал Гор.

И полетел искать Машу.

***

– Вот ты где, радость моя…

Конечно же, Маша занималась уборкой.

Крепко зажатый ногами, ворчал пылесос, а Маша, знай, работала: убирала пыль с поверхностей, с решёток вентиляции… Наводила уют.

Вот подплыла к мужу, мазнула губами по щеке.

– Чего какой смурной?

Сказать бы всё, честно сказать… Но нельзя.

Гор через силу улыбнулся. Обнял молча.

…С кем, с кем, а с женой ему повезло.

Да с Рюриком ещё.

Казалось, что Игорь Игоревич Горин с рождения запрограммирован на несчастья. Даже в его ФИО было заложено тройное «горе». Деспотичный отец, ненавистная работа… ещё более ненавистная от того, что показывать свою ненависть было нельзя. Надо было врать, проходить все осмотры и тесты… Шутка ли, наследник космической династии! И отец космонавтом был, и дед, и прадед!